!
Вошедший круто обернулся - это был Комлев; все тот же, каким знал его и любил Гриша за веселый нрав, за удаль, которой тот славился на всю деревню Савны и даже далеко за ее околицей... Только лицо Кирилла, прежде худощавое, как будто раздалось вширь да плечи стали еще могутней.
- Дядя Кирюша!
Комлев осторожно вгляделся в Гришино лицо:
- Не признаю.
- Ну как же так?
- Ей-ей, не признаю.
- Да я же Шумов Григорий. В "Затишье" встречались... Забыл?
- Забыть - не забыл, а поверить - никак не поверю, Ивана Иваныча наследник, что ли?
- Ну да!
- Вот история-то! Ты что ж, теперь с ясными пуговицами? Встретил бы я тебя на улице - ни за что не угадал бы.
- А я тебя сразу узнал! Ну, пойдем ко мне, потолкуем...
- Меня-то немудрено узнать: я как числился в дядях, так в этом звании и остался. А ты был мальчонкой, а теперь сам дядей стал. Вот оно в чем разница-то.
Кирилл вошел вслед за Гришей в комнату и спросил:
- Стало быть, теперь мне тебя и обнять не полагается? Вон какая на тебе одёжа.
- Полагается, дядя Кирюша... Обязательно!
Они обнялись, потрясли друг друга по-мужицки, изо всех сил, и Кирилл сказал одобрительно:
- Костью в батю пошел. Силенки хватает?
- Не жалуюсь. А я знал, дядя Кирилл, что ты в Питере.
- Ну как же! Я давно столичный житель. В пятом году, как подался из деревни, сперва плоты гонял на Двине, а потом сюда определился, в грузчики.
- А на войну почему не попал?
Кирилл молча протянул на свет правую руку: вместо среднего и указательного пальцев торчали на ней два обрубка, похожие на разросшиеся мозоли.
- На плотах бревном ударило. Да что ты все меня спрашиваешь, а сам про себя ничего не говоришь?
- Да про меня что ж говорить? Вот - учусь в университете. А больше и рассказать нечего.
- "Рассказать нечего"! Да это ж самое удивительное - из нашего брата мужика хоть один человек в бары попал.
- За что ж ты меня обижать вздумал, Кирилл?
- Обижать? - Комлев спохватился. - Верно, не то слово сказал, это меня твои пуговицы сбили... А за то, что в бары не лезешь, дай-ка я тебя еще раз обойму.
Они опять обнялись. И опять Комлев сказал:
- Костью широк.
- В грузчики гожусь?
- Хоть завтра могу определить - баржи разгружать. - Кирилл вдруг прищурился и залился тоненьким, не подходившим к его фигуре смехом: - А своего знакомца, дружка моего - Ивана-солдата помнишь? Тоже здесь, в Питере. И знаешь, кем он тут состоит?
- Кем?
Кирилл опять засмеялся:
- Иван теперь важная птица. На большой должности состоит... Старшим дворником.
- Вот бы его повидать!
Кирилл покачал головой:
- А вот уж этого нельзя. Никак нельзя.
Он поглядел на Гришу, подумал. И будто решился:
- Ладно. Тебе-то я могу сказать. Ты ведь к этому делу причастен. Помнишь, носил ты в лес Кейнину книжки, красивые такие, листки в них будто в голубизну малость ударяют, с черной печатью - орел лапы распятил, - ну, все как полагается?
- Паспортные бланки. Помню, - сказал Гриша.
- Одну из таких книжек Кейнин отдал Ивану. Годов ему по паспорту прибавили, бородищу мой дружок отрастил во всю грудь, до пояса, вероисповедание ему поменяли: из старовера православным сделали... Ну, и ясное дело - фамилию вписали другую. Только имя, Иван, оставили. Но помни, Гриша: говорю тебе только как Шумову, как человеку, к этому делу причастному...
Дверь приоткрылась, просунулась голова Шелягина.
- Слушаю, слушаю - будто голос Комлева. Что за притча? Знакомы вы, что ли?
- Мы с Шумовым родственники: деды на одном плетне онучи сушили! Вот встретились, разговорились...
- Да так, что и звонка не слыхали, - сказал Гриша.
- А я без звонка - со своим ключом. Не обессудь, Кирилл, - заставил тебя ждать. И вы извините, - сказал токарь Грише, - нам с Комлевым на некоторое время придется уединиться.
"Некоторое время" затянулось. Гриша без устали ходил и ходил по своей комнате, радостно взволнованный. У него было такое чувство, будто он опять, после долгой разлуки, попал к своим.
Своим был Кирилл Комлев: своим - это он теперь понял - был и Тимофей Шелягин... И где-то, за Невской заставой, жила Катя Трофимова.
Нет, не один он на свете!
"Ты был к этому делу причастен", - сказал Кирилл.
Причастен... Уже в раннем детстве ему посчастливилось стать причастным к великому делу.
Как ясно встал перед его взором Кейнин, о котором упомянул Кирилл, непреклонной воли человек, вожак "лесных братьев", не прекративших и после пятого года борьбы с царскими властями...
Правда, совсем еще малолетком был тогда сам Григорий, немногое еще знал, да и это-то немногое понимал больше сердцем, а не умом.
И сердце не обмануло. На него, малолетка, лег отблеск великого пламени.
Неужели теперь, став взрослым, не найдет он верной дороги?
Найдет!
Надо только подальше держаться от Барятиных, Сурмониных, Персицев, остерегаться краснобаев... Зорко вглядываться в лица и в речи всех, кто встретится на пути. Не каждому верить...
Но повстречаются, непременно повстречаются ему и настоящие люди. Возможно, они - совсем недалеко. Может быть - рядом!
Кирилл Комлев ушел от Шелягина не скоро и к Грише не заглянул. Должно быть, решил, что время позднее, люди спят.
Но именно поэтому он и пришел - ровно через день.
- Не обиделся на меня за то, что я не попрощался давеча с тобой? спросил он Григория.
- Обиделся.
- Вот я и вернулся: улещать тебя. Ты и вправду ищешь работу?
- Ищу.
- Ну, к нам же ты не пойдешь? В грузчики?
Положение Григория Шумова к тому времени было не из легких. Последние гроши на исходе. И новый урок найти он не надеялся.
К Дормидонту - есть хлеб "в кредит" теперь тоже не пойдешь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108