Самый красивый и самый крупный. Видно, вожак: все собаки выскочили из сарая как ошалелые, с радостным лаем, а этот вышел последним, не спеша и молча, остановился и понюхал воздух, а потом слегка рыкнул. И все собаки остановились и тоже стали принюхиваться, а потом, словно сговорившись, бросились к Шняке. Тот прижался к земле.
- Сидеть! - строго прикрикнул Иван Иванович, и собаки, затормозив на всем ходу, сели, тихонько ворча.
- Вот это дисциплинка! - восторженно сказал Славка.
Шняка скулил и царапал Громову брюки.
- Ну вот, - сердито сказал капитан и взял его на руки.
- Давай-ка его сюда, знакомить будем, - сказал Прилучный и взял Шняку. - Серый, ко мне!
Пес приподнял верхнюю губу и тихо, но грозно зарычал. Зарычали, встав, и остальные собаки.
- Сожрут! - испугался Димка, когда Прилучный опустил Шняку на землю и придержал его за холку.
- Ишь, храбрецы какие, против одной шавки все свое оружие выставили, - спокойно и строго сказал Иван Иванович.
Когда Серый подошел, Шняка от страха даже глаза закрыл. Прилучный приподнял его за шиворот и ткнул мордой в нос Серого. Шняка понюхал. Обнюхал его и Серый.
- Ну вот и лады, - сказал Прилучный и отпустил Шняку.
Собаки еще раз обнюхались, и вдруг Шняка, подпрыгнув, лизнул Серого за ухом. Мальчишки ахнули. Псы побежали рядышком вдоль берега, а Громов снял фуражку, вытер вспотевший лоб и сказал с чувством:
- Ну, Иваныч, заставил ты меня поволноваться...
Когда Афанасий Григорьевич уехал, Прилучный-старший повел ребят к краю обрывистого берега. За ним с большим мотком веревок следовал невозмутимый Иван Иванович-младший. В руке у него была еще и чем-то набитая корзина. Высокая плоская скала выдавалась здесь узким мыском, и отсюда хорошо был виден весь птичий базар. Черные камни располагались пластами, словно древняя разрушенная лестница. И на ступеньках-уступах сидели тысячи и тысячи птиц. Целым облаком они то и дело срывались в воздух, кружились вокруг, стремглав падали в море и снова возвращались, неся в клювах добычу. Стоял неумолчный крик.
- Людмила Сергеевна, - спросил Морошкин, - а почему вы начальнику про сегодняшнюю ночку не рассказали?
- А как ты думаешь? - прищурившись, спросила та.
- Думаю, испугались, - вызывающе ответил Витька.
- Ну и балда ты стоеросовая, Морошка, - сказал Арся.
- Испугалась, - сказала Людмила Сергеевна, - за него испугалась. Зачем старого человека волновать? Мы-то справились, так ведь, товарищ Морошкин Виктор? Ви-и-иктор! Знаешь ты, что такое по-латыни "Виктор"?
- Нужна мне эта латынь, - буркнул Морошкин, глядя, как насмешливо улыбаются ребята.
- А напрасно не знаешь. "Виктор" значит "победитель". А какой же победитель своими победами хвастается?
- А-а, - с досадой сказал Витя и замолчал.
Иван Иванович рассадил всех полукругом, так, чтобы ребятам видно было море и скалы с базаром, а сам встал к морю спиной и сказал:
- Здесь и будет наш промысел. Поначалу будем добывать яйца. Но не всякие. Птиц тут разных много. Есть чайки-моевки, и люрики, и тупики, и топорики. Они нам не нужны. Для нас главное - кайра. Яйца ейные как два куриных и очень питательные. Ваня, покажь-ко яйцо. Вот такое буренькое, с пятнышками, иногда по два желтка в одном попадаются. Кайра птица доверчивая - у нее из-под носа яйцо вынешь, она только покаркает и улетит.
- А как же она потом? - спросил Димка.
- А потом она почти всегда второе снесет, - ответил Прилучный. Жалко, конешно, вроде дитя от матери отбираешь. Так ведь промысел - он промысел и есть. Людям питаться надо.
- А как их доставать оттуда? - спросил Саня.
- Яйца те на виду лежат. Вот уж сколь годов я здесь и все удивляюсь: гнезда у кайры никакого, ни веточек, ни пуха, ничо нет. Снесет его прямо на голый камень и так на голом камне и высиживает. Улетит на момент, а яйцо лежит на открытой плите. А то камешек под него подложит, чтоб не скатилось, значит. Умная птица. А как доставать те яйца, мы сейчас с Иваном покажем. Наглядней оно лучше будет.
Ваня достал из корзины большой железный костыль и топор. Иван Иванович походил по самому краю обрыва, поискал удобное место и крепко топором вбил между камнями костыль. Затем особым узлом привязал к нему веревку. Ваня тем временем надел поверх ватника странную - с двумя пазухами - рубаху. Потом Прилучный крепко обвязал веревкой Ваню вокруг пояса, а к другой, более тонкой, веревке привязал за ручку корзину. Ваня взял корзину и пошел к обрыву.
- Ну, с богом, - сказал Иван Иванович, и Ваня, осторожно переступая с выступа на выступ, начал спускаться со скалы. А Прилучный, пропустив веревку за спину, уперся обеими ногами в камень и стал тихонько потравливать* веревку.
Ребята на краю скалы вытянули шеи и напряженно смотрели, как, придерживаясь руками за камни, осторожно балансируя на плоских уступах, иногда чуть не повисая в воздухе - и тогда все видели, как напрягался Иван Иванович, удерживая натянувшуюся веревку, - спускался Ваня. Наконец он остановился на маленькой площадке, и веревка в руках Прилучного ослабла. Он снова подтянул ее и замер в напряженной позе. А Ваня медленно, придерживаясь одной рукой за камни, стал передвигаться по карнизу. Временами он протягивал свободную руку, что-то брал с выступов скалы и клал в корзину, привязанную к поясу. Так он, перебираясь с карниза на карниз, спускался все ниже. Примерно через полчаса он дернул за веревку.
- Все, - сказал Прилучный, - наверх просится. Вот ты и ты, - он кивнул Антону и Баланде, которые стояли рядом, - давайте-ко подмогните.
И они потянули. Иван, одной рукой придерживая корзину, а другой слегка отталкиваясь от скал, быстро поднимался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64