Нет возражений?
Мы не возражали.
- Ну, Арся! - крикнул Славка. - Ну, друг! Всю жизнь помнить буду... И он сжал Арсю за плечи.
- Марш за вещичками! Да побыстрей, - скомандовал Громов.
Антон, Славка и Василий побежали собираться, а меня отозвала Людмила Сергеевна.
- Дима, - сказала она, внимательно заглядывая мне прямо в глаза, может, и ты поедешь в Архангельск? Мама там одна, ей трудно, наверно.
- Нет, - сказал я, стискивая зубы, - я останусь.
- Хорошо. Я понимаю тебя. Только напиши маме несколько слов - с ребятами передашь.
Я пошел в палатку писать маме. Громов поторапливал - надо было успеть в Кармакулы до отхода "Литке".
- Ну, прощевайте, братцы, и лихом не поминайте, - сказал Славка и шутливо поклонился всем в пояс, коснувшись рукой земли. С Арсей он попрощался отдельно. - Может, свидимся еще когда...
Антон на прощание крепко стиснул мне руку и сказал задумчиво:
- Другой ты стал, Димка, совсем другой.
- Лучше или хуже? - спросил я.
Он засмеялся, слегка толкнул меня в грудь и, забросив за спину вещевой мешок, пошел вместе со Славкой по тропинке вниз, на берег. За ними, махнув нам рукой, двинулся и Василий, но вдруг остановился, подумал и быстро вернулся. Он подошел ко мне, достал из кармана большой складной матросский нож и сунул его мне в руку.
- Зачем? - удивился я.
- Бери, раз дают, - сипло сказал Баланда и побежал догонять Антона и Славку.
Вскоре все они трое махали нам шапками с борта "Альбатроса", а мы отвечали им со своей скалы.
И вот уже "Альбатрос" скрылся за мысом...
На следующий день мы снова вышли на работу. И больше я ни о чем не буду рассказывать - работали, и все. Промысел продолжался. И оба Прилучных все время были с нами. Даже ночевали в нашей палатке. Мы понимали их. Я сам не мог бывать в их осиротевшем доме - так было горько. Нет, уже одного этого нельзя было простить фашистам. Ничего и никого нельзя им простить, и забыть тоже нельзя.
К концу августа погода стала совсем дрянной и менялась на дню по десять раз, не меньше. И часто мы изнывали от безделья - то обложной дождь, то ветер такой, что носа из палатки не высунешь, то град, то снег. Мы валялись в палатке, играли в шахматы, в шашки, в домино. Иногда просили Людмилу Сергеевну рассказать что-нибудь интересное и слушали ее затаив дыхание. Иногда ребята просили меня почитать стихи, и я читал все, что помнил. А пели мы редко. И почти всегда одно и то же: "Дан приказ ему на запад", "Там, вдали за рекой" и еще почему-то "Позабыт-позаброшен" - песню беспризорников из кинокартины "Путевка в жизнь". Людмила Сергеевна сердилась, когда мы затягивали эту песню, но мы все-таки пели ее. "Синий платочек" мы не пели. Никогда.
К началу сентября птицы начали улетать. Птенцы уже, как говорят охотники, встали на крыло. Промысел кончался, готовились к отъезду и мы. И скоро за нами пришел "Альбатрос". Он забрал остатки нашей добычи и в два рейса перевез нас в Малые Кармакулы. Вторым рейсом с нами уехали и Прилучные.
- Не могу я здесь оставаться, - сказал Иван Иванович, - попрошусь в Белушью. А Ваня с вами пойдет, в Архангельск. Пора ему.
В Кармакулах нас опять встретил наш друг Тыко Вылко. Он заботливо разместил нас и приехавших из Белушей губы и с Пухового острова ребят в домах поселка и до самого нашего отъезда часто приходил справиться, не надо ли нам чего-нибудь.
В середине сентября в Кармакулы пришел военный тральщик, а с ним сторожевик и знакомый уже вооруженный ледорез "Литке". Провожать нас вышло все население и все собаки. Оба Прилучных тоже были на берегу. Людмила Сергеевна подошла к Ивану Ивановичу. Он три раза крест-накрест обнял ее и поцеловал. С нами он попрощался по-мужски - каждому крепко пожал руку. А Ивана прижал к груди...
Рядом с Ваней стоял Серый. Насторожив уши, он беспокойно вертел головой во все стороны, оглядывая всех нас. Он все понимал. Я опустился на колени, обхватил руками его могучую пушистую шею и прижался к ней головой...
Когда я встал, первая партия уже сидела в шлюпке и Афанасий Григорьевич передавал ребятам Шняку.
- Прощайте, Кармакулы. Здравствуй, Архангельск!
...А на нашей земле еще гремела война.
Архангельск - Соловецкие острова - Ленинград
1975 - 1978
С Л О В А Р Ь
поморских и специальных слов и выражений
С. 18. * У г о р - возвышенный, гористый берег.
С. 21. * Б е л у х а - крупный арктический белый дельфин, издающий резкие громкие звуки, почти рев.
* З у ё к - северная птица вроде чайки. У поморов зуйками называли мальчиков, работавших на промысловых судах.
С. 22. * К о р г а - каменный островок или мель недалеко от берега.
* Ш к а т о р и н а - подрубленный край паруса или брезента.
С. 25. * К о н в о й - караван транспортных судов, охраняемый военными кораблями разного типа.
С. 26. * Г р у м а н т - так поморы называли остров Шпицберген.
* К о ч - древнейшее парусное палубное судно.
С. 45. * К о м и н г с - любой порог на судне, здесь: выступающий над палубой бортик трюма.
С. 51. * П о л у б а к - возвышенная носовая часть судна на верхней палубе.
С. 56. * Г а к а б о р т - правый борт судна.
С. 61. * Ф о к-м а ч т а - передняя мачта судна.
* С т в о р - линия, проходящая между двумя ориентирами и указывающая правильный, безопасный курс судна.
С. 63. * К о ш к а - отмель.
С. 66. * П о х о д н ы й о р д е р - порядок следования судов и боевого охранения в конвое.
С. 70. * П о л у д н и к - южный ветер.
С. 71. * С у д о в а я р о л ь - важнейший судовой документ; список всех членов команды с указанием их должностей, окладов и времени поступления на судно.
С. 73. * П о р а т о (поморск.) - очень, весьма, крепко.
С. 76. * Б а к б о р т - левый борт судна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64