— И сколько мы готовы за него выложить?
Судя по тому, что проволочка была скручена в кольцо, Шеф настроился получить словарь задаром.
— Новая поправка, — сказал он угрюмо, — пусть достанет фотокопию. Не цифровую, а именно фото. Уяснил?
— Так точно.
— Все свободны!
Каждый наслаждается свободой по-своему. Я, например, до вечера консультировался с коллегами из наружного наблюдения по поводу того, когда удобнее сходить к Изиде, — так, чтобы, во-первых, не застать ее дома, во-вторых, не разбудить сигнализацию и, в-третьих, не быть замеченным соседями. Еще я узнавал, насколько опасны кошки, когда их держат вместо сторожевых собак. Мне хотелось выкроить побольше времени, чтобы прогнуться перед Шефом и переснять все восемьсот страниц.
Перед уходом домой я заглянул к Яне. По экрану ее компьютера ползли колонки цифр. Дожидаясь конца вычислений, девушка читала какой-то глянцевый журнал.
— Как успехи? — спросил я.
Яна оторвала глаза от журнала, посмотрела на меня задумчиво, затем перевела взгляд на экран.
— Странно все это, — сказала она и перевернула страницу.
— Не взламывается сеть?
— Час, как взломала. Это их баланс, — кивнула она на экран.
— Не сходится? — снова попытался угадать я.
— Не проверяла. Я в бухгалтерии ничего не смыслю.
Пробежав глазами страницу, Яна отложила журнал и взяла следующий — их у нее была целая стопка. Никогда раньше не замечал, чтобы Яна собирала стопки журналов с кинодивами на обложках.
— Тогда что в нем странного?
— Не в нем. В Олли Брайте. Два года назад он попал в крупный скандал из-за одной старлетки. Девице не было и восемнадцати. По слухам, Брайту пришлось здорово раскошелиться, чтобы замять дело. Теперь посмотри снимок на пятой странице, — Яна подала мне журнал, который она отложила.
На снимке красовался Олли Брайт в смокинге с бабочкой, рядом с ним стояла тоненькая девушка в вечернем платье. Брайт приобнимал девушку за талию, оба держали бокалы, при беглой оценке — с драй-мартини. Я взглянул на дату на обложке. Ноябрь прошлого года, полтора месяца назад.
— Вечеринка по поводу какой-то очередной кинопремии, — пояснила Яна. — Сколько, по-твоему, этой девушке лет?
— Пятнадцать, — предположил я.
Яна резко выхватила журнал из моих рук.
— Ну, это ты загнул! Минимум — семнадцать.
— Пускай хоть сто семнадцать. Мы же не дело об удочерении расследуем.
— При чем здесь удочерение? У Брайта вполне определенный вкус касательно женщин. Ему нравятся молоденькие, а Изиде сколько?
— Сорок один.
— И ты хочешь сказать, что они любовники?
— Но они встречаются у нее дома. Не в карты же они играют.
— На твоем месте, я бы выяснила, во что они на самом деле играют. Но они не любовники, это точно.
— Вот ты бы ему понравилась, — сказал я («покидая Янин кабинет», — можно было бы добавить, если бы я сумел войти туда целиком).
— Увы, — вздохнула Яна, — мне уже двадцать пять.
— Выглядишь на шестнадцать.
На мой взгляд, так оно и есть, но Яна, если бы речь шла не о ней, накинула бы еще пару-тройку лет.

11
В службе наружного наблюдения у нас работает некто Рогов. Когда ему поручают проникнуть в запертое помещение и забрать оттуда какую-нибудь вещь, он, проделав работу, отчитывается тремя словами: «вошел», «забрал», «вышел». Потому что он никогда не роняет вазы с сушеной икебаной. Слава богу, ваза осталось цела, но стебли трока перепутались, и битых полчаса я составлял их в прежнем порядке. Для образца я использовал вторую вазу, стоявшую в другом конце холла — я помнил, что букеты были относительно схожи. Сравнивая букеты, я ходил туда-сюда раз десять, — и в этом сказалось мое благоразумие, ибо рискни я перенести вторую вазу к первой, я бы как пить дать ее разбил, потому что под ногами постоянно путалась одна из кошек — черная или белая, я не рассмотрел. Как однажды оговорился Ларсон, ночью все кошки — мышки. Впрочем, было только шесть вечера. Верхний свет я не включал, пользуясь принесенным с собой фонарем. Изида в это время находилась у себя в клубе, Рогов сторожил ее у входа. Закончив с вазами, я, наконец, добрался до словаря. Это был «Словарь русского языка» Ожегова, изданный в 1988 году. Учитывая, что мне еще предстояло убрать осыпавшуюся с букета пыль и замести — в буквальном смысле — следы, я переснял только двадцать страниц — десять первых и десять последних — так, как велел Шеф. Затем вернулся к вазе и вытер кое-как пол. Тут я вдруг подумал, а не отыщется ли какого-нибудь Паганини, который вычислит меня, как Моцарт — Филби? И я впервые в жизни решил подставить вместо себя невиновное гражданское лицо. Я достал пузырек с валерьянкой и подманил кошек к вазе. Самой настойчивой оказалась черная Гекки — она-то и поплатилась. Взяв Гекки за шкирку, я провел ее пушистым боком по остаткам мусора. В награду она получила дозу валерьянки. Из любви к животным я дал немного и Софи.
— Как Гекки уронила вазу, я могу себе представить, — вслух размышлял Шеф, — но как она подняла ее обратно?
Честно говоря, об этом я не подумал. Однако выразил надежду, что все обойдется. Изида, придя домой в начале одиннадцатого, действительно ничего не заметила, за исключением плохого самочувствия мучимой похмельем Гекки. Софи к тому времени уже оклемалась.
Лия пообещала, что фотокопия словаря появится у нее дня через три. Она выяснит, в какой библиотеке есть оригинал, и напишет туда письмо с просьбой снять копию и переслать ее в Фаонскую Планетарную библиотеку.
Тем временем Яна продолжала исследовать структуру фаонского «Роботроникса». В своем письме Гроссман предостерегал нас от попыток предпринять что-либо подобное до его приезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141