Как и многие до него, Спиноза доказывал существование Бога «от противного». Это очень показательно. В математике к такого сорта доказательству прибегают, когда рассматриваемый предмет лежит за пределами человеческого опыта, конечного по своей сути. Argumentum a contrario — особый трюк, прибегая к которому, мы пытаемся выскочить за пределы человеческой природы. Мы страшимся конечного, ибо конечны мы сами. «Конец» — это синоним смерти. Оттого-то мы с таким рвением ищем бесконечного, мы хотим доказать, что оно существует, и, более того, мы хотим с ним работать, быть с ним на равных, загнать его в формулы, обозначив какой-нибудь буквой точно так, как обозначаются конечные числа. В сущности, математики не в меньшей степени богословы, чем Спиноза. Любой вопрос о существовании чего-либо — метафизический. Что значит, что какая-нибудь алеф-бет-гимель существует, если эту алеф-бет-гимель нельзя предъявить наглядно? если нельзя указать способ ее построения? Вправе ли мы считать существующим то, отсутствие чего ведет к противоречию? Как знать, может статься, что найденное противоречие является лишь дефектом нашего собственного сознания.
— Вы еще более требовательны к Спинозе, чем я, — заметил Де Альбани, — я, по крайней мере, не возражаю против использования argumentum a contrario в отношении чего бы то ни было, будь то трансфинитные числа, будь то сам Господь Бог.
— Нет, наше с вами отличие состоит в том, что я не стучусь в открытую дверь. Силлогизмы, которые выстраивал Спиноза, как и те, которыми пользовались вы, основываются на аристотелевой логике, имманентной человеческой природе. Опровергая великого философа, вы, магистр, не замечаете, что рядом есть дверь запертая, ее замок составлен из иных логических элементов, и созданный Аристотелем ключ к ней не подходит.
— О какой «иной» логике вы говорите? — качаясь, как на ветру, осведомился Де Альбани. — Уж, не о квантовой ли?
— Почему бы и нет? Всем известно, что все явления в природе можно разделить на две категории: явления, описываемые аристотелевой логикой, и явления, описываемые квантовой логикой. Мир существует как бы на двух уровнях, и человек, как часть природы, принадлежит первому, аристотелевому уровню. Однако в первые мгновения существования нашей вселенной вся она подчинялась только квантовым законам. Если Бог существовал уже тогда, то его логика должна быть квантовой.
Тем временем я продолжал следить за выражением лица Изиды. Она явно чего-то ждала от Эйтведа, каких-то специальных слов, и выглядела очень недовольной, когда Де Альбани и Эйтвед со словами «нам друг друга не понять» (я не помню точно, кто из них это сказал) разошлись по разным углам, каждый в окружении своих сторонников.
Изида двинулась к Эйтведу. Догнав ее, я спросил:
— Вы уже согласовали с Брайтом свои ответы?
— Ответы? — возмутилась она. — Почему вы говорите со мной в таком тоне?
— Простите, но нам необходимо поговорить.
— Хорошо, пойдемте к бассейну, там сейчас никого нет.
Я не стал возражать — невзирая на то, что не прихватил плавки.
Мы перешли в круглое помещение под прозрачным колпаком. В центре помещения находился бассейн метров пятнадцати в диаметре. Вокруг него стояли пустые шезлонги, я предложил занять те, что напротив входа, чтобы видеть всех входящих. Первым входящим оказался Брайт. Он явился под тем предлогом, что принес Изиде коктейль. Уходить он явно не собирался.
— Посуду мы сами отнесем, — сказал я ему.
— Изида, почему ты позволяешь этому хаму…
Хаму, удобно устроившемуся в шезлонге, было слишком лень вставать и выставлять его за дверь. Я перевел взгляд на Изиду.
— Пусть он останется, — попросила она.
Ну и черт с ним. Раз она этого хочет…
— Оставайтесь, Брайт. Хама я вам прощаю.
Он тихо выругался и плюхнулся в шезлонг со стороны Изиды.
— О чем мы будем говорить? — спросила она.
— О владычице слов и о человеке, которому она подарила часы с гравировкой. «К сложению влипают не опахивают», загадочная фраза, не правда ли?
— Я вас не понимаю.
— Разве? Сейчас объясню. Возьмем первый попавшийся словарь. — Я включил комлог и открыл копию «Ожегова» из Изидиной квартиры. — Удивительное дело: первым попавшимся словарем оказался тот самый словарь, который вы показывали мне, когда я приходил к вам в гости. Ну, не беда… найдем в нем слова «сложение», «влипнуть», «опахать». Отсчитаем от каждого слова двадцать одну позицию вверх. Получаем три новых слова: «слово», «владыка», «опаздывать». Заменим в той фразе старые слова на новые, и с учетом правил грамматики получаем: «К слов владыке не опаздывают». Предполагая, что часы подарила, скорее всего, женщина, следует читать: «К владычице слов не опаздывают», — вроде пожелания неторопливому любовнику. Отсюда уже можно вывести имя этой женщины. Вы сами его подсказали. Древнеегипетская богиня Исида в одном из мифов называет себя «владычицей слов власти». Надеюсь, вы не станет возражать, что Исида и Изида — это одно и то же имя.
— Но не обязательно один и тот же человек, — заметила Борисова.
— Справедливо. Но было бы странно, если бы часы подарила древнеегипетская богиня. В ее времена и часов-то таких еще не было. Изида, часы подарили вы, это очевидно.
— Вы просто подогнали. Почему вы выбрали число двадцать один, а не какое-нибудь другое? И почему бы не прочитать фразу, например, так: «К слову владыки не опаздывают»?
— Я бы объяснил использование этого числа для шифровки игрой в очко, но некоторые читают, что двадцать один — это номер карты, завершающей Старший Аркан карт таро, карты под названием «Мир». Мы оба помним, что этой картой вы обозначили себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141