У пилотов с крепкими нервами корабли «снижаются», даже если они падают. Посадка, после которой от корабля ничего не осталось, называется «аварийной». Впрочем, куда больше меня беспокоил предстоящий выход на поверхность мертвой планеты. Не доверяю я чужим скафандрам и, тем более, скафандрам полицейским. Всем известно, как бережно в полиции относятся к казенному имуществу. Хоть бы дырок не было, что ли… И я стал вспоминать, куда засунул герметик.
— Выбираете последним, — я оттеснил Огнетушителя от шкафа со скафандрами.
— Только не подеритесь, — крикнул пилот, не вылезая из кабины. Он предупредил, что останется на корабле ждать заправщика. Огнетушитель покидал корабль под тем предлогом, что во время заправки пассажирам нельзя находиться на корабле.
— Однако, — сказал он, отступив. Было ли это слабым выражением возмущения или началом целой серии контрдоводов, меня не волновало, — я осматривал скафандры. Тот, что выглядел поновей и понадежней, отдал Гроссману. Мою гибель мне как-нибудь простят, — в отличие от гибели богатого клиента в то время, когда аванс на исходе.
Через шлюзовую камеру мы выходили по одному. Площадка, на которой мы сели, находилась в километре от базы. Издалека Ло-7 выглядела, как куча мала из черепах-самцов, которым досталась одна самка на семерых. Под ногами был обычный грунт, но утрамбованный. Обойдя корабль, я увидел взлетно-посадочный стол, казалось, его отлили из единого куска тусклого металла. Два тяжелых корабля присосались к нему кормой. Рядом могла бы уместиться еще дюжина таких же кораблей, но для маленькой «Пробки» места не нашлось. Перед выходом пилот посоветовал держать направление на юго-западный угол взлетно-посадочного стола. В основании стола мы найдем дверь, и нас, скорее всего, впустят. Топать нам предстояло метров четыреста.
Впустили, действительно, без вопросов. После шлюзования мы вошли в камеру, где с нас сдули пыль. Гроссман, лишившись во время перелета части жизненных сил, а после посадки — еще и восьмидесяти процентов своего веса, качался под напором ветра.
— Нам не туда, — сказал я, оттаскивая его от втягивавшего воздух пылесборника.
Затем нас спросили, не собираемся ли мы занести к ним грипп или что-нибудь вроде этого. Голос в наушниках был женским и до того приятным, что я, утратив контроль над речью, поинтересовался:
— Полиция считается заразой?
Женщина рассмеялась и спросила, есть ли у нас ордер. Я не стал оглядываться на Огнетушителя, хотя чувствовал — еще немного, и он обрушит мне на голову чего-нибудь тяжелое. На его месте я бы уже стер Ильинского в пудру для пожилых вапролоков. Как хотите, но его долготерпение достойно уважения. Как бы научить этому Шефа?
Наконец, нам позволили снять скафандры. Выражение лица у полицейского слегка поменялось, теперь он походил на использованный огнетушитель. С брезгливостью (вообще-то мне не свойственной) я подумал, куда он слил пену.
Снова допрос. Кто такие, что везем, зачем и откуда. Гроссман приехал по делам фирмы, я его водитель, поэтому у меня в рюкзаке бластер и такая вот подозрительная рожа. Бластер, ясное дело, отняли. Физиономию разрешили пронести с собой, — я сказал, что не расстаюсь с ней даже когда смотрю финал-апофеоз из «Лебединого озера». Полицейского допрашивали отдельно, поэтому не имею представления, что он отвечал. Проверив документы и записав имена, нам сказали «добро пожаловать».
Я навел справки по поводу гостиницы. Получив номер телефона, позвонил и заказал два номера.
— С видом на радиотелескоп, если можно, — попросил я, имея в виду, что не собираюсь жить по соседству с урановой жилой.
Нельзя, ответили мне, потому что каюты без иллюминаторов.
В течение часа после посадки Гроссман сохранял вид лунатика, по ошибке залетевшего на Ло. Он безропотно следовал за мной, точнее, за своим чемоданом, который был передан мне с большим скрипом и с которого он не спускал глаз всю дорогу. Где-то в недрах взлетно-посадочного стола отыскалась вагонетка, у нее был сегодня выходной, и вместо урана она возила пассажиров до базы и обратно. Огнетушитель почему-то отстал. Во всяком случае, на платформе он не появился. Когда вагонетка выгрузила нас на минус первом этаже базы, кибернетик уже полностью оклемался. Правда, космическая болезнь дала осложнение в форме амнезии: Гроссман забыл о потере веса и, спрыгивая с вагонетки, перелетел через платформу, угодив при этом в другую вагонетку, которая собиралась отчалить в обратном направлении. К счастью, она не сошла с рельсов. Подобрав и отряхнув забывчивого спутника, я направился искать клеть.
Холодные металлические тоннели с трубами, кабелями, баллонами и ящиками вдоль стен действовали на меня, как на рыбу — водопровод. Немногословные водопроводчики подсказали кратчайший путь к тому мрачному коридору, который назывался гостиницей. Здесь нам не повстречалось ни единого человека. Номера кают мне сообщили по телефону еще тогда, когда я делал заказ. Наши каюты оказались соседними, двери открылись без ключей, которых у нас все равно не было. А раздобыть их нам бы не помешало. Гроссман согласился с тем, что ему необходимо отдохнуть. Оставив его одного, я прошелся по гостиничному коридору и, не найдя никого живого, зашел в каюту с номером 3015.
От корабельной она отличалась полным отсутствием пластиковой облицовки. Пол, стены и потолок были одинаково серыми. Отходами от строительства, то есть алюминиевой стружкой, набили матрац. По крайней мере, таким он казался на ощупь. Представление о жилье я составил, настала пора расширить свой кругозор и ознакомится с Ло-7 в целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141