– Поклянись служить Элизахару, герцогу Ларра, и его жене Фейнне до тех пор, пока дыхание исходит из твоей груди…
Танет не слышала собственного, глухого и жалкого голоса, но знала, что отвечает – отвечает всем своим естеством:
– Клянусь…
– Верно и преданно, до последней капли крови, если потребуется… – гремел голос, и неслышно шелестела Танет:
– Клянусь…
– Никогда не злоумышляя против них… Иначе сумерки поглотят тебя и ты соединишься с темнотой…
– Иначе я соединюсь с темнотой, – повторила Танет.
Кто-то настойчиво взял ее за руку и вернул в человеческий мир. Она испытала огромное облегчение, когда очнулась в кресле, в знакомом ей зале, возле окна. Рядом с ее креслом стоял столик с вином, закусками и фруктами. А еще там лежала связка ключей.
– Возьмите, мачеха, – сказал, наклонившись над головой Танет, Элизахар, герцог Ларра. – Теперь вы – хозяйка над всеми моими вещами.
Цепочка звякнула для Танет впервые, и она поняла, что это – цепи рабства, символ вечной неволи. Она повесила ключи на пояс и с горечью сказала:
– Я поклялась самыми страшными словами хранить вам верность, но как я могу знать, что вы не причините мне вреда? В нашем договоре слишком много несправедливости!
Элизахар улыбнулся:
– Не требуйте от наших отношений справедливости, мачеха! Когда я был мал и слаб, вы хотели избавиться от меня, и вам было безразлично, останусь я жить или умру, всеми брошенный, где-нибудь в лесу.
Она смотрела на него, и покой постепенно нисходил в ее мятежную душу, за что она была благодарна Элизахару как никому на свете.
– Я вовсе не требую справедливости, – сказала Танет. – Но мне было бы легче, если бы вы тоже дали клятву.
Элизахар присвистнул, посмеиваясь:
– Вот уж дудки, мачеха! Никаких клятв с моей стороны. Вы должны меня бояться, ясно вам? – И добавил: – Но могу обещать, что не трону вас. Можете даже тайком пить домашние наливки и наряжаться в платья моей жены, пока никто не видит.
Он тихонько щелкнул ее по лбу – от такой фамильярности она потеряла дар речи – и ушел.
Ни разу за все эти годы Танет не посягнула на собственность герцога Ларра. Она служила ему, как и поклялась, верой и правдой. Когда ее старшая дочь, герцогиня Вейенто, родила сына, Танет не сделала даже попытки навестить внука, потому что почти одновременно с Ибор родила и госпожа Фейнне, и тоже мальчика, которого назвали Онфруа, и это оказалось для Танет куда важнее всего остального.
Для Онфруа, ничего не знавшего о том, как его отец пришел к власти, Танет всегда оставалась лучшим другом, доброй ключницей, полновластной госпожой множества съедобных и несъедобных сокровищ. Разве не она открыла по его просьбе кладовку, где хранились старые луки и стрелы? Разве не она вытащила для него из сундука книгу с картинками, изображавшими чудовищ и чудесное оружие, их поразившее?
Танет показала мальчику множество укромных уголков в замке, где можно было прятаться и мечтать. Танет учила его кулинарному искусству, и Онфруа уже в десять лет был изрядным поваром. Он продолжал расспрашивать ключницу о рецептах варки варенья и свойствах пряностей даже после того, как ему объяснили, что стряпня – занятие, недостойное мужчины и будущего герцога. И когда Онфруа целовал ключнице ручки и называл ее «матушкой», Танет понимала, что она наконец обрела настоящее счастье.
Смахивая слезу, она призналась в этом мальчику, и он весело согласился:
– Для одних, матушка, счастье – непременно в бою, чтобы кругом громоздились трупы чудовищ. – Он показывал в сторону лестницы, ведущей в комнату с книгами. – Для других, – кивок в сторону родительских покоев, – счастье в супружеской любви. А для нас с вами – в том, чтобы слушать тишину. Я так думаю, вы прежде искали не своего счастья, вот вам и пришлось так тяжко в жизни.
– Откуда вы, мое сокровище, знаете, что мне тяжко пришлось в жизни? – улыбнулась в ответ ключница.
Мальчик немного поразмыслил и решил дать правдивый ответ:
– У вас такой вид, будто вас жизнь сильно пожевала. Так сильно, что даже моя дружба не сумеет этого разгладить.
– Погодите, сами ей в челюсти не попадите, мое сокровище.
– Исключено, – заявил юный Онфруа. – Я хорошо знаю, что мое, а что чужое.
У него рано появилась одна странная привычка: иногда он завязывал себе глаза черной лентой и ходил так по целым дням. Танет частенько допытывалась у него, для чего он это делает, и однажды Онфруа все-таки ответил:
– Скажу вам правду, матушка, потому что вранья вы никак не заслужили. Но это – только один раз, и больше не спрашивайте, хорошо?
– Для правды довольно и одного раза, – сказала Танет.
– Я хочу видеть мир так, как видит его моя мать, – объяснил Онфруа.
– Да хранят вас небеса, мое сокровище, ведь госпожа Фейнне слепая! – воскликнула ключница.
– Вот это и важно, – сказал Онфруа. И предупреждающе поднял руку: – Все, довольно об этом!
И Танет больше не спрашивала.
Когда пришли, а затем и подтвердились известия о мятеже Вейенто, Элизахар уехал из замка: сперва – в Саканьяс, вербовать солдат, затем – догонять армию Вейенто и двигаться на соединение с Талиессином. Фейнне осталась на попечение Танет.
Отъезд Элизахара случился так неожиданно, что Онфруа не успели оповестить. Несколько дней назад наследник герцога уехал на охоту в леса за дальней деревней – той, что лежала за болотами.
Стоя перед открытыми воротами старой крепости Ларра, Элизахар поцеловал Фейнне, коснулся губами наморщенного лба мачехи. Заповедал обеим им быть настороже и, вернув Онфруа домой, держать ворота запертыми.
А потом он сел на коня и уехал.
За Онфруа спешно послали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173