Как серьезное разбирательство – так лезли, а как праздновать помолвку – так исчезли. И кто их, интересно, нанял? Неужели регент? Заранее подстроил, чтобы намекнуть? Удивительные это люди – аристократы. Все у них со смыслом и таинственно. Сразу чувствуется – порода.
Глава двадцать вторая
ВОЛЧЬЯ ЯМА И ДРУГИЕ ЛОВУШКИ
Талиессин мчался по лесу, не разбирая дороги. Если все знаки, оставленные ему Уидой, были прочитаны им правильно, цель уже близка.
Он не знал, что именно задумала его эльфийская супруга. Предугадать, как всегда, было невозможно. Уида проявляла большую изобретательность, организуя подобные вылазки.
Первый намек – разнузданное шествие полуголых и венок из растения «уида» – уже не оставлял никаких сомнений: Талиессин ощутил себя оленем, которого обложили охотники. Оставалось только подчиняться и по возможности верно истолковывать намеки.
И, как всегда, в предвкушении встречи с Уидой, у Талиессина сладко заныло в груди. Его чувства не притупились за все эти годы: неуловимая и притягательная, эльфийка то сама бросалась в его объятия, то вдруг ускользала и заставляла гоняться за собой. Она бывала холодной, равнодушной, и это сводило Талиессина с ума. А иногда выдавались вечера, когда Уида делалась спокойной, сердечной, как будто была самой обыкновенной любящей супругой, матерью двоих детей, собеседницей и спутницей мужа. Только приглушенный огонек в зеленых глазах намекал на нечто прямо противоположное.
Талиессин, в отличие от Ренье, никогда не интересовался женщинами вообще – он всегда интересовался только одной женщиной. Той, что принадлежала ему. Первой была Эйле, второй – Хейта, чумазая девчонка-солдат. Уида стала третьей и, видимо, останется последней. То есть – единственной.
Несколько раз Талиессин останавливался, осматривался по сторонам. На одной из веток, как ему показалось, он видел венок. Регент направил коня к приметному дереву – и точно, венок был там. Он даже чуть покачивался, как будто его только что повесили и едва успели отдернуть руку.
Талиессин сошел с тропы и двинулся по бездорожью. Лес был здесь негустым. Солнечные лучи, пробившись сквозь листву, казались зелеными. Трава доходила коню до колен. Несколько раз на солнечных прогалинках Талиессин видел змей, гревшихся на солнышке. Красивые создания, они совершенно не вызывали у него страха, хотя и были ядовиты. Он объезжал их стороной, чтобы не потревожить.
Мир казался сегодня Талиессину наполненным удивительной гармонией. Все существовало вокруг в согласии и красоте, как бы погруженное в неслышную музыку. «Уида права, – думал он, – музыка способна организовать мир. Создать структуру, в которой невозможна дисгармония. Потому что в конечном счете все наши грехи суть ошибки, и все наши преступления суть дурно воплощенные добрые намерения…»
В иные дни Талиессин не бывал столь прекраснодушен. Но только не сегодня.
Он остановился на краю большой поляны. Открытое место и посреди – огромный дуб с узловатыми ветвями. Несколько раз в этого великана попадали молнии, часть дерева отщепилась и засохла. Скрученные дьявольской силой ветки словно пытались напомнить о том жестоком аде, что таится подчас в человеческой душе. Но вторая половина дерева упрямо зеленела.
Несколько лет назад Талиессин и Уида убили здесь огромного кабана. В память об этом событии они вживили в ствол дерева кабаньи челюсти, так что дуб казался живым существом, оскаленным навстречу любому, кто явится на его поляну – в его вотчину.
Талиессин осторожно выехал на открытое место. Поднял голову, словно пытаясь выяснить, не висит ли кто-нибудь в небесах, готовый спикировать ему на макушку. Но небеса были приветливы и пусты.
За годы жизни с Уидой Талиессин так и не научился распознавать ее, когда она сливалась с лесом и растворялась в окружающем мире. Зато он умел чувствовать ее близость. И сейчас нечто в душе Талиессина насторожилось. Если Уиды здесь и нет, она, во всяком случае, побывала под старым дубом совсем недавно.
На сухой стороне дерева, на простертой в сторону чащи ветке медленно раскачивалось женское тело. Оно было привязано за руки. Длинное белое платье скрывало подол, копна черных волос падала на лицо.
Сердце стукнуло в груди Талиессина и остановилось. Ледяная волна разлилась по всему его естеству. Он соскочил с коня и бросился к повешенной женщине.
Схватил ее за талию… и ощутил под руками пустоту.
Просто платье, привязанное за рукава, и конский хвост, наброшенный на мешок, имитирующий голову.
На Талиессина накатила слабость. Слезы хлынули из его глаз, и он не мог бы сказать, какое именно чувство извергло эти потоки: ярость, облегчение, страстное желание стиснуть в объятиях настоящую, живую Уиду? От облегчения у него подкосились колени. Он не стал бороться с собой – все равно никто его здесь не видит; упал на землю лицом вниз, схватился пальцами за траву и громко разрыдался. Вожделение стало невыносимым. Уида была здесь. Была совсем недавно. Платье все еще хранило ее запах. Пустая оболочка, обещание скорой близости. Потому что… Талиессин поднял голову, улыбка проступила на мокром лице.
…Потому что если платье здесь, то Уида где-то поблизости – раздетая.
Он оперся ладонями о землю, чтобы встать, и уткнулся во что-то твердое. Регент машинально взял маленький предмет в руку, поднес к глазам.
Прямо под платьем, там, где под ногами повешенного выросла бы волшебная приворотная трава, находился целый хоровод маленьких фарфоровых собачек.
Это были забавные охотничьи песики с длинными ушами и смышлеными мордочками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173