– Роковой. Загадочный. Твои скачки настроения яснее прочего свидетельствовали о том, что ты принадлежишь к вырождающемуся древнему роду. Это будоражило воображение, волновало… Да будь я женщиной, я влюбился бы в тебя! Ты был интересный. Понимаешь, о чем я?
– Поэт – почти женщина, – заметил Ренье.
– Да, – согласился Пиндар, ничуть не смутившись. – В том, что касается интуиции, предчувствий, способности доверять неуловимым флюидам…
– Излишняя доверчивость флюидам до добра не доводит, – сказал Ренье и захохотал.
Пиндар невозмутимо дождался, пока смех иссякнет.
– Поэтому мне так печально видеть то, каким ты стал, Эмери, – заключил Пиндар. И наклонился к нему. Спросил доверительно: – Признайся: неужели тебя вполне устраивает такая жизнь? Неужели тебе не хотелось бы хоть немного изменить ее?
Он смотрел своему собеседнику прямо в глаза.
Ренье сказал:
– Вряд ли возможно изменить мою жизнь. Слишком многое осталось позади…
– Что ты имеешь в виду?
– Когда-нибудь объясню.
– Ну а если бы нашелся человек, который предложил бы тебе новую цель? – настойчиво продолжал Пиндар.
– Какую именно?
Пиндар отодвинулся от него, засмеялся принужденно и сказал:
– Не женщину, это точно.
– А, – сказал Ренье, – ну, я подумаю.
Пиндар потрепал его по плечу и встал.
– Подумай, подумай. Ты знаешь, где меня найти. Я почти всегда буду находиться теперь при его высочестве.
– Гайфье не носит титула, – напомнил Ренье. – Внимательней относись к словам, которые употребляешь. Придворная жизнь требует точности.
– Учту, – сказал Пиндар. Ренье проводил его глазами и снова приложился к кувшину. Он не слышал, как Пиндар, отойдя на несколько шагов, прошипел себе под нос: «Кретин!»

* * *
Завидев Ренье, сын Талиессина поспешил к нему навстречу. Гайфье и сам не подозревал о том, что обрадуется ему. Ренье совершенно не походил на все то, к чему привык мальчик. Ренье не был благовоспитанным и говорил то, что приходило на ум. Хуже того, Ренье был неудачником и выпивохой. Но зато в юности он знавал Эйле и даже дружил с нею.
Ренье с любопытством смотрел на приближающегося мальчика. Когда Гайфье поравнялся с ним, Ренье приподнялся на скамейке и чуть поклонился.
– Что вы пьете? – осведомился Гайфье, усаживаясь рядом.
– Сидр.
– От него кружится голова?
– Немного.
– Можно я попробую?
– Пожалуйста. Кстати, этот кувшин я стянул на кухне вашего дворца…
– Ну и что? – Гайфье замер, не донеся руку до кувшина. – Плохой сидр?
– Да нет, сидр отменный. Просто если бы я заплатил за эту штуку собственные деньги, я бы, наверное, пожадничал, не стал вас угощать. Но поскольку почти все блага в этой жизни достаются мне исключительно нечестным путем, я – очень щедрый человек.
– А, – сказал Гайфье и отхлебнул.
Старший собеседник наблюдал за ним, весело прищурившись.
– Понравилось?
– Еще не понял, – признался Гайфье.
Ренье отобрал у него кувшин.
– Обычная отговорка для тех, кто хочет уничтожить твои запасы выпивки, – сообщил он. – Мол, «не распробовал». Я и сам так делаю. Иногда.
– Вы постоянно пьете? – спросил Гайфье.
– Постоянно.
– Чтобы… забыть что-то печальное? – решился на следующий вопрос Гайфье.
Ренье покачал головой.
– Это только так считается, – сказал он. – Пьют якобы для того, чтоб забыться. На самом деле это образ жизни. Впрочем, я могу переменить образ жизни. Мне сегодня даже предлагали сделать это. Вы же знакомы с Пиндаром?
По лицу мальчика пробежала странная тень. Как будто он вспомнил о чем-то по меньшей мере неприятном.
– Ну да, – выговорил наконец Гайфье. – Пиндар – мой компаньон. Так это называется. Человек, который обязан развлекать меня разговорами, выслушивать мои жалобы на судьбу и жестокосердых женщин, давать советы и помогать с одеванием. Практически слуга. А я должен с ним откровенничать… кажется.
– И как он вам? Нравится?
Гайфье пожал плечами. И спохватился:
– А вы что, знаете его?
– Были знакомы в юности, – сообщил Ренье. – Он сочинял стихи. Дружил с одной девушкой. Та потом погибла на студенческой дуэли.
– Погибла на дуэли? – прошептал Гайфье. – Так вот почему он такой мрачный…
– Да нет, он был мрачным задолго до этой истории, – сказал Ренье. – Полагаю, таким он выбрался уже из материнской утробы. Показался на свет, сморщился и прокричал на невнятном младенческом наречии: «Чума на вашу голову, куда это меня угораздило?»
Гайфье расхохотался:
– Похоже на него!
– Что вы намерены предпринять в таком случае?
– Терпеть, – сказал Гайфье. – Не могу же я просить отца выгнать человека только потому, что мне не нравится, как он интерпретирует поэзию.
– О! – с непонятной интонацией произнес Ренье.
Гайфье доверчиво улыбнулся:
– В самом деле, голова немного кружится.
– Приятно или неприятно?
– Не знаю. Пожалуй, приятно.
– Значит, вы из наших! – обрадовался Ренье.
Гайфье решил, что момент настал, и заговорил о главном:
– А что еще вы помните о моей матери?
Ренье поразмыслил немного. Потом сказал:
– Пока вы не спросили, мне казалось, будто я знаю об Эйле все. То есть мне нетрудно представить ее себе. Как она смеется, как пугается, как ест. Но как описать это в рассказе? Ни одной истории не могу припомнить. Просто она БЫЛА, понимаете? Очень живая и милая. Да, еще я переодевал ее куклой.
– Куклой?
Ренье кивнул.
– Когда потребовалось спрятать ее во дворце, я не придумал ничего умнее, как переодеть ее куклой. А потом явился Талиессин и украл ее. Беспардонно спер, если называть вещи своими именами.
– В первый раз слышу о том, что мой отец играл с куклами! – поразился Гайфье.
– Ну, он с ними играл, – протянул Ренье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173