– Вы давно уже оказались на месте жертвы, повелительница. Будете отрицать?
Она замечательно владеет своим телом: ни малейшего движения, ни изменения глубины вдохов и выдохов. Длительная практика. А может, природная стервозность и нежелание показаться слабой. Какая разница? Возведение неприступных бастионов говорит в первую очередь о страхе выйти во внешний мир из своего крохотного уголка. Я все это уже пережил и понял: рано иди поздно придется открыть калитку и сделать шаг на шумную и залитую светом улицу. Не обязательно сливаться с людским потоком и плыть по его течению, точно так же не обязательно прокладывать себе путь против. Достаточно просто попробовать перейти. На другую сторону. Там, в глухой стене тоже будет ждать калитка, за которой… Каждый получает по заслугам. Я – получил. Наверное. Может быть.
– Не имею привычки тратить силы впустую… Признаться, Вы меня удивили.
– Чем, повелительница? Я все тот же, каким был.
– Тот же? – Легкая тень раздумья в глазах. – Пожалуй. И это поистине удивительно.
Впору стукнуть себя самого по лбу. Да побольнее! Так глупо попасться… Неважный из меня фехтовальщик, если вдуматься: смертельный удар отбил, а серию уколов, предназначенных для проверки моих оборонительных порядков, парировал, не задумываясь об их действительном назначении, и в результате… Нарвался на новую атаку, но поскольку она была уже на отходе, невесомая и, казалось бы, случайная, именно она и достигла успеха.
– Молчите? Вам нечего сказать?
Я бы сказал, ох я бы и сказал…
– Или все слова, что приходят Вам в голову в эти минуты, не должны долетать до женских ушей?
Как после всего этого Сэйдисс можно не любить? Очаровательна и убийственна. Но кажется, она начинает скучать:
– Вы не желаете сменить позу? Ваши члены еще не затекли?
– Какие именно части тела Вы имеете в виду?
Пауза. Нет, это не атака с моей стороны, так, крохотный щелчок по шпаге противника, не более.
– Вы пришли говорить пошлости?
– Конечно, нет, повелительница.
– Так извольте вести себя достойно цели Вашего визита!
Встаю, потирая и вправду затекшие коленки. Сэйдисс сдвигает увеличительные стекла на кончик носа: так ей удобнее смотреть на строчки мелких букв в книге.
– Я просмотрела Ваши траты за истекшее полугодие.
– Смею напомнить: оно еще не закончилось.
– То есть, Вы хотите сказать, что намерены совершить еще несколько безрассудств?
Придвигаю к столу стул и усаживаюсь напротив Заклинательницы.
– Что Вы называете безрассудствами?
– К примеру, вот это, – она находит нужную строчку и зачитывает: – Проиграно в кости пять лоев двадцать четыре сима.
– За шесть месяцев? Разве это много? Могу себе позволить.
– Меня удивляет другое: зачем Вы садитесь играть, если заранее можете предсказать, на какой бок упадет каждая костяшка?
Вздыхаю. А действительно, зачем? Тем более, что повлиять на исход броска не могу, а изъяны предметов, покрутив в пальцах, определяю временами на удивление точно. Если не пьян, разумеется. Может быть, я играл в подпитии? Да, скорее всего так и было. Поглядываю искоса на Сэйдисс: попробовать оправдаться распитием горячительного? Нет уж, тогда меня ждет форменная тирания в отношении увеселений души и тела!
– Хочется почувствовать себя таким же, как все.
Тихий смешок заставляет добавить более вескую причину:
– К тому же, так принято. Играть. Все играют: кто в кости, кто в карты, кто делает ставки на собачьих боях. Для молодого человека, живущего в столичном городе, было бы, по меньшей мере, странно не участвовать в светской жизни.
– Хорошо, допускаю. Посмотрим другую статью расходов. Напитки. Вам не кажется, что Вы слишком много тратите на них?
Чувствуете разницу? Не «пьете много», а «тратите много». То есть, если бы мне удавалось посещать питейные заведения за чужой счет, на здоровье! Интересно, все женщины настолько бережливы в отношении чужих денег или только некоторые? Впрочем, мне, похоже, выпадает шанс проверить. Когда женюсь. Если женюсь.
А Сэйдисс продолжает свою мысль:
– Если желаете упиваться… Как это называется? До поросячьего визга? Так вот, если Вы чувствуете в этом потребность, я велю поставлять Вам каждый месяц бочку самого отборного меда, собранного на горных лугах. Или Вам по вкусу что-то другое? Кроме того, самым практичным было бы приготовление пития в доме, а не шатание за ним по темным улицам и подозрительным лавкам.
Это на что же она намекает?
– У меня не так уж много свободного времени, повелительница, чтобы тратить его еще и на возню с брагой.
– Разумеется, мужчины не должны этим заниматься сами: им положено лишь снимать пробу. А прочие труды следует предоставлять женщинам.
Если я не совсем еще отупел, последняя фраза может означать только то, что он означает. Ну, матушка! Точнее, матушки. Именно так, во множественном числе.
– Вы тоже приложили руку к приезду Ливин?
– Кого-кого?
Она даже не пытается притвориться непонимающей: лазурные глаза, глядящие на меня поверх золотистой оправы стекол, смеются. Почти. Или близки к улыбке, что само по себе уже можно признать чудом.
– Вы сами ее выбрали?
Сэйдисс молчит, небрежно теребя кончиками пальцев старую кожаную закладку.
– Или первый ход сделала Каула?
Упоминание вероятных заслуг соперницы всегда вызывает на откровенность:
– Она пришла просить моего согласия.
Ну да, разумеется. Если Ливин несет в себе печать Заклинательницы, она считается одной из подопечных Сэйдисс, я, соответственно, тоже, а потому нашу судьбу должно решать на двух уровнях и, желательно, в одном и том же направлении.
– И Вы согласились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112