– Простите, но это несколько затруднительно.
– Его что, нет дома?
– Доброго дня, heve!
Это Кайрен, спозаранку ушедший по своим делам, а теперь вернувшийся с объемистой корзинкой на согнутой в локте руке.
– Доброго!
Девчонка перевела взгляд с меня на дознавателя, потом вернула обратно и спросила, тоном, похожим на праведное негодование:
– Что он сказал?
– Пожелал доброго дня.
– Кому?
– Мне.
– А почему обратился к тебе: «heve»?
Кайрен в свою очередь удивленно посмотрел на незнакомку:
– А как еще гость дома может обратиться к его хозяину?
Зеленые глаза округлились, став немного привлекательнее, ресницы хлопнули друг о друга, и негодование сменилось укором:
– Значит, ты – хозяин? Так почему молчал?
– Собственно, я не молчал…
Но мой робкий протест отлетел в сторону под натиском девчонки, судя по интонациям, лучше умеющей приказывать, а не просить:
– Показывай комнату!
Она сделала шаг по направлению к двери, но остановилась, видимо, дожидаясь, чтобы радушный хозяин прошел первым и проводил ее. А может, чтобы услужливо распахнул створку, согнувшись в подобострастном поклоне. Пожалуй, второе вернее.
Разумеется, и не думаю спешно сдвигаться с места. Девчонка желает поселиться в моем доме? Отлично. Но это не повод мной командовать. Поэтому прошло еще около двух минут прежде, чем я неторопливо подошел к двери, открыл ее, жестом пригласив гостью войти, пропустил в дом Кайрена и только потом, все так же спокойно закрыл дверь и присоединился к изнывающей от нетерпения особе.
Переступив порог предложенной комнаты, девчонка сморщилась, как будто откусила слишком много ситри за один присест.
– Старье… Хлам… Тряпки дряхлые… Убожество…
Такими эпитетами сопроводилась вся обстановка комнаты во время осмотра. Честно говоря, подобное поведение скорее подходило женщине более чем зрелых лет, к тому же проведшей всю свою жизнь в мебельной лавке и потому разбирающейся в возрасте обивки на креслах, качестве плетения гобеленов, густоте коврового ворса и прочих премудростях – тогда его можно было бы понять и принять. Но слушать хулительные слова из уст юной девушки, не только не могущей в силу небольшого возраста в совершенстве изучить какие-то ремесла, но и не имеющей права в присутствии старшего человека, тем паче, хозяина дома, что-то ругать… Я и не слушал. Просто стоял и смотрел, ожидая, пока незнакомке надоест кривляться. Кайрен тоже не мог упустить случай полюбоваться бесплатным представлением и занял место рядом. Так мы вдвоем развлекались несколько минут, по окончании которых… Девчонка развернулась к нам и спросила:
– Сколько просишь?
Неуважение никуда не делось, что меня искренне огорчило. А вот сам вопрос удивил.
– Простите, hevary, но мне показалось, что…
– Кажется – молиться надо, – отрезала девчонка.
Ну ничего себе! Грубиянка малолетняя. Надо взять и выгнать ее вон без малейшего сожаления, вот только… Вспомнил сам себя в юном возрасте. Был ведь совершенно такой же: непримиримый, считающий, что всё на свете знаю, еще больше – умею, и вообще, весь такой замечательный, слов нет. Вел себя соответственно, а потом долго удивлялся, что меня не любят. Хотя, вообще-то, кажущаяся «нелюбовь» и явилась причиной моего протеста против мира в целом и родни в частности. А если учесть, что чрезмерное нахальство и грубость чаще всего являются напускными и призваны скрыть робость…
– Ну так, сколько?
Нет, не буду пока ее выгонять.
– Два лоя в месяц.
Она не удивилась, только цыкнула зубом:
– За такую лачугу больше никто не даст.
– Я больше и не прошу. Только плата – за месяц вперед.
Девчонка запустила было руку за пазуху, потом, спохватившись, отвернулась от нас, покопалась в складках одежды и протянула мне две монеты.
– Не надейся, я здесь долго не задержусь. И учти: как съеду, ты мне еще сдачу отсчитаешь!
Напугав меня столь забавным образом, незнакомка растянулась на кровати, так и не сняв сапог.
– Как пожелаете, hevary… Только соблаговолите чуть позже зайти ко мне, чтобы получить ключ и расписку.
– Ключ?
– Вы же хотите как-то попадать в дом? Или предпочитаете ночевать на улице?
Она зло фыркнула, не удостоив меня иным ответом, и я, посчитав последний услышанный звук окончанием беседы, удалился на кухню. Кайрен хохотнул, пряча смех в кулак, и последовал за мной, а как только между нами и новой жиличкой простерся коридор, спросил:
– Почему Вы ее не выгнали?
Почему? И сам толком не понимаю. Может быть, разглядел за презрением неуверенность и страх. Обознался? Возможно. Но мне больше по нраву ее дерзость, чем медоточивость Галекса, постоянно измышляющего каверзы.
– Она – всего лишь ребенок.
– Несносный ребенок, – дополнил Кайрен.
– Запутавшийся ребенок, – поправил я.
– Откуда вам знать?
– Неоткуда, это верно. Но подумайте сами: девица, слишком юная, чтобы путешествовать в одиночестве, тем не менее, именно этим и занимается. Одежда свидетельствует о достатке, привычка приказывать – о нем же и не менее ясно. А чрезмерное нахальство и желание казаться всеведущей и всемогущей… Любой вел бы себя так же в незнакомом городе. Чтобы не отличаться от местных жителей, разумеется, но ей, как меннаске, невдомек, что нэйвосцы предпочитают в общении вежливость и спокойствие, а потому она сразу же обращает на себя внимание.
– Думаете, она из столицы?
– Кто из нас дознаватель, в конце концов?
Кайрен подумал и совершенно серьезно сказал:
– Получается, что Вы.
– Упаси меня боги!
– Но Вы все равно смогли рассказать об этой девице больше, чем я мог бы придумать.
– Да что такого я рассказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112