Вы умеете на них ходить?
Она не ответила, снова начиная розоветь, пока я стаскивал тесную обувь и чулок. А ножка вполне себе, изящная, с тоненькой щиколоткой… Которая непременно станет толстой, если я не поспешу. Надавливаю пальцами на припухшее место. Девица ойкает. Прошу пошевелить пальцами, снова надавливаю. Растяжение. Это хорошо, это лечится. Но сначала надо приложить что-нибудь холодное. Что-нибудь, чего вокруг и так в избытке. Разминаю комок снега в лепешку и обжимаю вокруг щиколотки.
– Холодно!
– Знаю. Терпите.
Выжидаю несколько томительных минут, пока у самого пальцы не застывают почти до бесчувствия, потом туго обматываю поврежденное место чулком и кое-как приспосабливаю обратно сапог.
– Кажется, завтрашнюю прогулку придется отложить.
– Нет, не придется.
Ливин хоть и кусает губу, но полна решимости, и весь путь к дому старается проделать самостоятельно, почти не повисая на мне. А когда подходим к крыльцу, тихо замечает:
– У Вас хорошие руки.
– Хорошие? Чем же?
– Хозяйские.
Интересно, что она хотела этим сказать?

***

Увидев меня, Ксантер долго-долго всматривался в мое лицо, потом удивленно спросил:
– Ты что, побрился?
– Это так странно выглядит? Ну, побрился, и что?
– Эй, Дарис, иди сюда! Представляешь, Тэйл побрился!
Смуглый тоймен тоже потратил время на изучение моего облика, потом пожал плечами:
– Ну, вижу. Зачем орать-то?
– Это что-то значит… Давай, признавайся, кто она?
– Какая еще «она»?!
– Давай-давай! – Ксантер прижал меня к стене. – Нечего притворяться! Наконец-то, обзавелся подружкой?
– Почему «наконец-то»… У меня всегда…
– Никого у тебя не было, не ври! Ну давай, не тяни!
Пришлось рассказать все, что мне было известно о Ливин. Упоминание сиротства заставило завистливо вздохнуть Дариса, а приблизительное описание груди порадовало Ксантера, который то и дело хлопал меня ладонью по плечу, в результате отбив напрочь. Мое плечо, разумеется.
Потом пришел Гоир, порадовал нас известием, что заказчица довольна работой и осталось только дождаться включения описания в Архив, но поскольку это должно произойти в ближайшие дни, у нас есть шанс получить жалованье еще до Зимника. Новость ллавана была встречена c радостью, но все же менее бурной, чем от известия о моем свидании, на которое я с легкостью получил разрешение. То есть, не на само свидание, а на свободное время, поскольку новых заказов пока не поступило. Поэтому оставалось только зайти к письмоводителям, встретить там же Ливин, и можно отправляться, куда душе угодно.

Она дожидалась меня, но не у Письмоводческой управы, а перед ней. Шагах эдак в пятистах.
– Почему Вы не остались в управе? Посидели бы и подождали в тепле.
– Мне не холодно.
– А Ваша нога? Она ведь все еще болит?
– Совсем чуть-чуть.
Но когда я подал ей руку, оказалось, не «чуть-чуть», потому что она оперлась весьма ощутимо, и мы, степенно и медленно, как супружеская пара, двинулись по улице, душевно обрадовав Глийна, издали помахавшего мне рукой.
– Кто это? – Спросила Ливин. – Такой милый дедушка.
Да уж, милый… А надоедливый какой. Будет. После праздника, когда доберется до личного общения.
– Сосед.
– Вы с ним дружите?
– По крайней мере, не враждуем.
– А почему он так улыбался?
А у девушки острое зрение… Это может стать проблемой, если мы все же поженимся. Наверное. Может быть.
– Он считает, что мне пора жениться, поэтому, увидев под руку с девушкой, решил, что я последовал его совету.
Ливин ничего не сказала, но опущенная голова не успела полностью скрыть улыбку. Так-так-так, а мы совсем даже не просты! Впрочем, чего еще можно было ожидать от матушки? Зря я рассчитывал получить в жены тихую и скромную женщину: похоже, решительностью Ливин Кауле не уступит.
– Впрочем, оставим милого дедушку его внукам и внучкам, благо, многочисленным… Расскажите что-нибудь о себе.
– О себе? – Прозрачные глаза распахнулись широко-широко.
– Ну да. Я же ничего о Вас не знаю.
– Это так важно? Сари Вы тоже расспрашивали?
Начинаем играть в таинственность? Не самое мое любимое занятие – продираться сквозь чужие секреты. Или она пытается кокетничать? Нашла время и место… Дома надо этим заниматься. И не втягивать в игры других, пусть и только по именам.
– Причем здесь Сари? Она просто живет в моем доме. Не больше.
– И не меньше.
Вот только ревности мне не хватало!
– Вы чем-то недовольны?
– Нет-нет, что Вы! Я просто…
– Сари рассказала, да? О доме свиданий и прочем?
Ливин снова отворачивается и бормочет в сторону:
– Вы так благородно отправились за ней и спасли, что…
Нет, так дело не пойдет. Останавливаюсь, резкий рывок заставляет девушку повернуться и оказаться лицом к лицу со мной.
– Послушайте меня внимательно. Еще второго дня, когда за Сари пришел ее охранник, я сказал это, а сейчас повторю. Нарочно для Вас. Я не питаю к девочке иных чувств, чем хозяин может питать к гостье. Все понятно?
Она не отвела взгляда, а по окончании моей грозной фразы спросила, по-прежнему тихо, но уже с куда большей долей твердости, чем раньше:
– Но ведь и я – Ваша гостья. Значит, я вправе ожидать, по меньшей мере, той же теплоты чувств и для себя?
Я хотел было ответить, но так и застыл с приоткрытым ртом.
Ну надо же… Мы, оказывается, не просто ревнуем. Мы требуем, словно время знакомства и первой влюбленности позади, да и свадебный алтарь – тоже. Можно подумать, она уже моя жена, которой я (вот ведь негодяй!) не оказал должного почтения, боюсь думать, в какое время и в каком месте. И все же, аглис меня задери… Почему мне это нравится?!
– Вы так и будете молчать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112