е происходит
структурирование нот - целостностей первого уровня - в более высокую
мета-целостность мелодии.
Хотелось бы обратить внимание на трудность, возникающую при исследовании
целостностей как фактов сознания. Эта трудность заключается в том, что эти
явления настолько привычны для нас как сознательных существ, что кажутся
нам не результатом вторичной (образной) обработки, а самой первичной
реальностью. Как говорил К. Маркс: самый плохой архитектор отличается от
самой хорошей пчелы наличием у него внутреннего плана-образа будущей
постройки. Эту мысль можно было бы усилить. Человек как сознательное
существо "пронизывает" образами не только свою внутреннюю, но и внешнюю
жизнь. Он все воспринимает как некоторый образ ("картинку"), а изначальная
цель образования - приучить его к такому образному восприятию реальности.
Более того, результаты этой деятельности воображения, с чем связана
сложность ее экспликации, прочно укоренились в грамматическом строе языка.
Речь идет о существенно субстанциональном характере большинства европейских
языков, проявляющемся в функционировании института имен существительных,
что, как показали исследования Сэпира-Уорфа, не является обязательным
элементом языка вообще. Например, в языке американских индейцов нутка
преобладающими являются глагольные формы и явление падающего камня, которое
в европейских языках описывается фразой "Камень падает", выражается с
помощью сложного глагольного слова "Камнит". Институт имен существительных
служит для фиксации в языке результатов деятельности сознания по
"образному" структурированию реальности. Для того чтобы дать
"почувствовать" феномен образности языка воспользуемся примером более
образного, по сравнению с европейским мировосприятием, языка, взятым из
[15]. В языке индейского племени чинук Северной Америки правомерна фраза:
"Злоба мужчины убила бедность ребенка", в которой подчеркнутые нами
существительные, служащие для обозначения более абстрактных объектов
платоновского типа, не соответствуют европейской интуиции устройства мира,
поскольку для европейца злоба и бедность репрезентируют не самостоятельные
предметы, лишь свойства предметов (что фиксируется в языке с помощью
прилагательных). Соответственно, европейская фраза звучала бы так: "Злобный
(злой) мужчина убил бедного (беззащитного) ребенка". Если обратиться к
нашему примеру "видения дома", то можно сказать, что мы видим уже
определенным образом структурированную ситуацию, где дом занимает
центральное место, а другие элементы ситуации игнорируются нашим "видением"
и соответствующим ему описанием. В несколько мистифицированной форме эту
фундаментальную особенность человеческого сознания, видимо, впервые осознал
Платон, постулировав причастность человеческой души к "миру идей", который
является не чем иным, как совокупностью образов. В отличие от рассуждений
Платона, наш тезис имеет более слабый онтологический статус (см. прим. 6).
Он заключается в том, что человеческое сознание обладает способностью к
порождению образов - целостностей, и именно эта способность, которая может
быть названа творческой способностью воображения, или фантазированием,
коренным образом отличает сознание от психических механизмов обработки
информации16). Примечательно, что именно эта способность определяет
сущность собственно человеческого в библейском мифе о сотворении человека.
Чем человек, созданный по образу и подобию Бога, отличается от остальных
тварей? Тем, что он может давать имена всему окружающему. Но для этого он
должен предварительно сформировать на "экране" своего сознания образ того,
чему он собирается дать имя, образовать некоторую целостность, отличающуюся
от других составляющих окружающего, увидеть, например, лошадь, в ее
автономной законченности и отличить ее от окружающих деревьев, камней,
очертаний гор. Причем в этом образно-именующем акте человек подобен Богу,
поскольку он творит то, чего до этого не было, творит, если не в
субстратном (материальном), то в структурном (=идеальном, =смысловом,
=эйдосном) плане: лошади как таковой до этого акта именования просто не
было, точно так же, как нельзя на физическом экране найти дома, нот,
созвездий... М. Бахтин характеризует эту творческую природу человеческого
сознания как деятельность по радикальному преобразованию бытия (мира) в
надбытие [17] 17).
Главная черта целостностей сознания - их фантомный характер. Они не
существуют в том же естественно-природном смысле, в котором существуют
элементы, из которых сознание (воображение) их создает: не существует
столов, стульев, цветов, полей, рек...- все это фантомы нашего сознания.
Более яркий пример фантазийной деятельности - конструирование "рассудочных"
понятий (категорий), без которых рассудочная деятельность просто не может
начаться, а еще более яркий - создание кантовских "идей разума" (Мир - Я -
Бог), которые вообще являются чистыми фикциями, т.е. не являются объектами
в обычном смысле этого слова, поскольку человек как субъект познания всегда
находится "внутри" этих целостностей и не может "выпрыгнуть" из них,
посмотреть на них со стороны [18, 19] 18). Для того чтобы подчеркнуть
существенно фантомный характер нашего знания, подойду к нему с другой
стороны. Зададимся вопросом: чем экран сознания принципиально отличается от
физического экрана (см. схему 1)? Очевидно, что содержимое физического
(психического) экрана полностью детерминировано поступающими на него
сигналами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84