— Я уверен, что тут скрыт какой-то смысл, — заявил он. Мы прошли с ним мимо трех раскопанных терм, и Годфри, остановившись, начал внимательно вглядываться в остатки мозаичного пола, будто бы надеясь, что, чем дольше он всматривается, тем вернее ему откроется значение изображенного там рисунка.— Неужели вы думаете, что они не смогли бы раскрыть смысл этого рисунка, если бы это действительно было возможно? — спросила я.— Кто? Археологи? Может быть, им не приходило в голову, что стоит разгадывать эту загадку. Но у меня твердое убеждение, что тут что-то есть.— Что же вы предлагаете делать? Пойти в Британский музей и рассказать о ваших подозрения?— Они, возможно, поднимут меня на смех.— Из-за того, что сами не додумались до этого? Ну, вот еще одна версия о завистливых археологах. Это, конечно, занятно, но нисколько не приближает нас к разгадке тайны исчезновения Роумы.Я услышала, как кто-то предупреждающе кашлянул, и обернувшись, увидела трех девочек, которые направлялись к нам.— Мы пришли посмотреть на мозаику, — объявила Элис. — Мы видели ее в музее. Нам ее показала миссис Верлейн. А теперь мы хотим увидеть, что здесь.— Мне понравилась та, где видна только одна голова, — сказала Оллегра. — Такое впечатление, будто ее отрубили и положили на земле. Жуткая картина.— Мне от нее нехорошо, — сказала Элис. Годфри выпрямился и посмотрел в сторону моря. Я поняла, что он хочет сменить тему разговора.— Какой прозрачный сегодня воздух, — отметил он. — Говорят, это признак того, что будет дождь.— Правильно, — согласилась Оллегра. — Когда видны мачты над песками Гудвинз, это часто предвещает дождь.— Я только теперь понял! — вдруг взволнованно проговорил Годфри. — Эти мозаики… они изображают, как заживо погребают человека.— Вы имеете в виду зыбучие пески?Годфри с воодушевлением развил эту мысль.— Возможно, это своего рода предупреждение. Людей отводили в Гудвинз и казнили их там постепенным погружением в песок.— Вполне вероятно, — согласилась я.— Хотя, вряд ли, — нахмурившись, возразил Годфри. — Где-то здесь должны быть другие зыбучие пески.— Но где?— В этих окрестностях, — Годфри неопределенно махнул рукой. — Я совершенно уверен, что именно это и обозначают мозаики.— До чего ужасно! — выговорила с содроганием Сильвия. — Представляете, вас…Годфри стоял, покачиваясь с носка на пятку. Таким взволнованным я его никогда не видела.— Не будь ребенком, Сильвия! — проворчала на нее Оллегра.— Не хорошо заставлять мисс Кент ждать нас, — напомнила девочкам Элис, и, повернувшись ко мне, пояснила:— Мисс Кент хочет заняться нашими платьями сегодня.— О, зачем я только выбрала этот ярко-клубничный цвет, — вздохнула Оллегра. — Вишнево-красный был бы гораздо лучше.— Я ведь тебе говорила, — с мягким упреком сказала ей Элис. — Но давайте пойдем, мисс Кент уже заждалась нас.И они ушли, предоставив нам с Годфри возможность продолжить обсуждение сюжета мозаик.
— Элис написала рассказ о мозаике, — объявила Оллегра. — Получилось очень здорово.— Когда же ты покажешь мне свои рассказы, Элис? — спросила я.— Надо еще подождать. Я не совсем ими довольна.— Но ты ведь показываешь их Оллегре и Сильвии.— Мне надо было увидеть, как мой рассказ на них подействует. Кроме того они… еще дети, ну, или почти дети. Взрослые гораздо более критичны.— Совершенно необязательно.— Ну, как же! Они ведь знают жизнь, а мы еще только с ней знакомимся.— Значит, ты не хочешь показать мне свой рассказ?— Я обязательно покажу, но только когда поработаю над ним еще.— Там говорится о человеке, попавшем в зыбучие пески.Элис вздохнула и кинула на Оллегру быстрый взгляд, та тут же надулась.— Мне казалось, что ты очень гордишься этим рассказом.Элис не обратила внимания на ее слова и, повернувшись ко мне, сказала:— Я написала о римлянах. У них было такое наказание: провинившегося человека бросали в зыбучие пески, и они медленно его заглатывали. Очень медленно. Поэтому римляне использовали эти пески в качестве казни. Некоторые пески заглатывают человека очень быстро, поэтому их еще называют песчаная трясина. Но те пески действовали медленно. Поэтому казнь была мучительна. Они постепенно засасывали свою жертву, и ее мучения растягивались. Вот поэтому римляне использовали эти пески как орудие казни. В моем рассказе человек, которого собираются казнить, должен сделать мозаику с изображением этих песков. Понимаете, какая изощренная пытка! Насколько мучительнее, чем если бы его сразу отвели в эти пески. Ведь все время, пока он делал мозаику, он знал, что это произойдет с ним. Но его переживания способствовали тому, чтобы мозаика получилась очень выразительной. Ни у кого бы не получилось лучше, потому что ему самому предстояло испытать то, что он изображал.— Элис, что за идеи приходят тебе в голову!— Но ведь идея хорошая, верно? — озабоченно спросила Элис.— Да, но тебе не следует придумывать такие жуткие образы. Лучше воображай какие-нибудь более приятные вещи.— Да, я понимаю, — сказала Элис. — Но ведь надо, чтобы образы были правдивыми, не так ли, миссис Верлейн? Нельзя же закрывать на правду глаза.— Нет, конечно, нет, но…— Я вот думаю, зачем же они делали такие мозаики, если бы считали, что надо думать о приятных вещах? Ведь оказаться в таких коварных песках совсем неприятно. Я так и назвала свой рассказ: «Коварные пески». Когда я писала, мне самой было страшно. И девочкам тоже стало страшно во время чтения. Но я, конечно, постараюсь придумывать какие-нибудь более приятные истории.Выходя из своей комнаты, я неожиданно столкнулась с Сибилой. Она, видимо, поджидала меня.— О, миссис Верлейн!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111