Это был обычный воин, печальный, раненый, усталый, который притаился за выступом скалы, скрывающим от него основной отряд Аргуна. По ту сторону скалы тропа была пуста. Дорога изгибалась длинной кривой линией, и на другом ее конце, затененные сумерками, выстроились в ряд лучники, встав на стременах, с прищуренными глазами, стрелами нацеливаясь на него. Во главе строя на малорослой монгольской приземистой черной лошади восседал Аргун. Его темно-красный плащ развевался на ветру.
- Убейте меня! - заревел Дзебу и широко развёл руки.
Аргун, с суровым и неподвижным лицом, поднял руку в перчатке и резко опустил ее. Тетива запела в унисон глубокой музыкальной ноте, отразившейся эхом от скалистых стен. Стрелы засвистели и завизжали, пересекая ущелье. Еще продолжая держать руки широко, будто собирая стрелы, Дзебу почувствовал их удары по всему своему телу. Не было боли, только бесчисленные ввергающие в оцепенение удары. Он увидел Танико, глядевшую на него своими ясными глазами, точно такой, какой он видел ее в сердце драгоценного Камня сегодня. Его последняя мысль была: драгоценный Камень!.. Затем он потерял сознание, начав падать в темноту.

Часть вторая.
Книга Танико
Те, кто обладает властью и чинами, утверждают, что боги поставили их править людьми. Действительно, правители становятся правителями, обманывая людей как раз такими рассказами, а используя силу, заставляют их подчиняться. Кто говорит, что боги ответственны за привилегии нескольких и угнетение многих, клевещет на богов.
«Наставления зиндзя»
Глава 1

Из подголовной книги Шимы Танико:

«Цветы глицинии собираются в грозди подобно пурпурным облакам среди сосен. Цветы черешни на землях дворца сегуна являют наслаждение. Сладкие песни певчих птиц в кустарнике услаждают слух. В горах ручьи стали реками, а замороженная тишина водопадов превратилась в гром. Дороги на северо-запад открыты снова. Уже отряды самураев выступают в направлении земли Осю. Всю эту зиму я хранила свой страх под спокойной внешностью, подобно земле, погребенной под снегом.
Было много всего, чем я могла заниматься и что помогало мне сохранять спокойствие. Я непрерывно работала над своим кунг-ан. Движимая страхом перед насмешками и бранью Ейзена, я старалась восстановить лицо, которое у меня было до рождения, поскольку опасалась ехать к нему без ответа. Часовня, построенная Ейзеном в лесах над Камакурой, стала частью ландшафта. Ветки сосен, выросшие из-под черепиц крыши, мох, распространяющийся по стенам. Саметомо, который теперь официально является моим приёмным сыном, всегда посещает со мной Ейзена. Они обладают способом общения друг с другом, не имеющим ничего общего с речью. Всякие подмигивания, рычания, жесты и странные выкрики. Они приветствуют друг друга криками «Кватц!».
Мой кузен Мунетоки стал наставником Саметомо по кендзюцу. Подозрение Хидейори - как натянутый лук, безжалостно нацеленный в наши сердца, и я стану бояться за жизнь Саметомо, как только он покажет, что обладает такой же сноровкой во владении мечом, как его отец и дед. Пока же он обязан изучать дело воина, несмотря на то что должен кончить как монах.
Хидейори ничего не сказал мне про Осю. Он увлечен двумя любимыми занятиями: управлением государством и религией. Бакуфу теперь так же высоко организован и имеет столь же много чиновников, как и двор Кублай-хана. Если позволяет погода, Хидейори ездит к монастырю Хачимана Дай-бодхисатвы, где он строит ступу, священную башню, посвященную матери.
Я никогда не встречала эту даму, которая умерла в изгнании после восстания Домея, но Хидейори говорит, что она святая. Я уверена, что его ненависть к Юкио выросла из соперничества его матери и матери Юкио, моей подруги госпожи Акими».
Третий месяц, двадцатый день,
Год Собаки.
Навещая Танико в женском зале дворца сегуна, Риуичи и его крепкий старший сын Мунетоки пили у нее чай и вели светскую беседу. Когда, спросила она себя, видела она это нелёгкое выражение, странную смесь обиды, стыда и заискивания на лице дяди Риуичи? Давным-давно, так давно, что не могла вспомнить, где, хотя вид его и наполнял её ужасом.
Где был Саметомо? Она хотела ближе притянуть его к себе.
- Это очень красивая рукопись, - вежливо сказал Риуичи, указывая рукой с чашей на нишу, где у Танико висел большой лист бледно-зелёной бумаги. На нем Саметомо начертал стихи Бриллиантовой сутры, предложенные Ейзеном как упражнение по каллиграфии:
«Хотя мы и говорим о добродетели, Татхагата объявляет, что добродетели не существует. Только одно название».
Танико скромно опустила глаза:
- Это скромная работа моего недостойного сына.
- Саметомо, госпожа, может вырасти самым замечательным мастером меча, которого когда-либо видела Страна Восходящего Солнца, - с жаром сказал Мунетоки.
Его голос был всегда громким, как на параде. Его глаза блестели, а густые усы топорщились. Сидевший на подушках в опочивальне Танико, он был похож на отдыхающего тигра. Поскольку отец Танико, Бокуден, не имел собственных сыновей, Мунетоки был бесспорным претендентом на управление кланом Шима. Саметомо преклонялся перед ним.
- Я рада, что успехи моего сына радуют его сенсея, - мягко сказала Танико. Потом она быстро посмотрела в карие глаза Мунетоки. - Я предпочту, если ты не будешь слишком сильно и при всех хвалить мальчика, Мунетоки-сан. Это может усилить его затруднения.
Мунетоки взглянул на неё так, будто она сказали что-то возмутительное.
- Госпожа не знает, что есть самураи в западных провинциях, которые с радостью отдадут за неё жизнь. Есть такие люди по всей Стране Восходящего Солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170