— Нельзя же так увлекаться. Где это видано: эмоциональный милиционер? Дом как дом, у нас в городе четверть домов еще в худшем состоянии».
В кармане у него имелось заранее приготовленное удостоверение сотрудника областного радио, которое майор уже довольно давно выправил себе для того, чтобы иметь возможность спокойно беседовать с разными людьми. Подобные ксивы есть у многих оперативных работников органов, хотя это и не афишируется.
«В. В. Максимов. Корреспондент» — было написано в удостоверении, и любой желающий мог проверить это. О таких вещах тоже всегда заботятся заранее. Хотите проверить, действительно ли я корреспондент? Ради бога, звоните на областное радио и спрашивайте. Вот телефончик — это отдел кадров, они вам скажут.
И скажут, не сомневайтесь. На то это и отдел кадров — издавна святая святых государственного порядка в России.
— Максимов В. В.? — переспросит девушка из отдела кадров на другом конце провода. — Одну минуточку…
Опустит кудрявую головку, заглянет в некую тетрадочку, где имеется список «дополнительных» сотрудников, и поводит по странице наманикюрен-ным пальчиком.
— Да, — скажет через полминуты в трубку, — такой у нас работает. Да, Максимов В. В., именно так.
Так что проверяйте на здоровье. Конечно, такая система годится для поверхностного общения со случайными людьми. Потому что если с таким удостоверением нарвешься на настоящего сотрудника радио, будет смешно и глупо…
Вербин решил начать с третьего этажа и потом двинуться вниз.
— Чего надо? — спросил из-за двери грубый голос, после того как майор нажал несколько раз на дребезжащий звонок.
— Поговорить бы надо, — отозвался Вербин. Практика показывает, что с неотесанными людьми лучше всего сразу же взять такую же ноту. Грубияны, как правило, считают вежливость проявлением слабости.
— О чем говорить? — тут же донесся голос.
— Областное радио, — сказал Вербин. — Я корреспондент, вот у меня удостоверение.
Через некоторое время дверь открылась и на пороге появился небритый субъект лет сорока в майке, открывавшей волосатую грудь, и с куском колбасы в руке. Несмотря на поздний уже час, казалось, что человек только что встал с постели.
Похоже, так оно и было, потому что за спиной его тотчас возникла еще одна фигура, на этот раз женская — в длинном засаленном халате с торчащей из-под низу ночной рубашкой.
— Чего ему надо? — говоря о Вербине в третьем лице, спросила женщина, и мужчина, не оборачиваясь, тут же ответил ей не по-русски, на отрывистом гортанном языке.
— Я готовлю материал о расселении жилых домов в этом районе, — стараясь говорить миролюбиво, сообщил майор. — Хотелось бы узнать ваше мнение об этом.
Ваш дом ведь должен идти на расселение?
Дальше прихожей его не пустили. Встретившие Вербина люди оказались кавказцами, снимавшими ЭТУ квартиру.
— Какой расселений? — возмущенно заговорил мужчина. — Слушай, какой расселений? Хороший дом, зачем расселять?
— Люди живут, куда потом денутся? — гортанно запричитала молодая женщина, бывшая, по всей видимости, женой волосатого господина. Она плохо говорила по русски и поэтому в дополнение к своим словам сильно размахивала руками, обнажившимися по локоть из широких рукавов платья. Только сейчас майор сообразил, что на даме отнюдь не халат, а скорее платье…
— А хозяева квартиры где? — на всякий случай поинтересовался Владимир.
— Мы — хозяева, — гордо и без смущения объявил кавказец. — Были тут старичок со старушкой, жили бедно, плохо. Я их квартира снял, деньги платил — старички к детям поехали. Дети тоже плохой у них, бедный, есть нечего, хлеба нет. Я деньги платил, они живут, и квартира моя.
— То есть вы купили эту квартиру? — уточнил Вербин на всякий случай, хотя знал, что в этой квартире прописаны только два старика и больше никого.
— Зачем купил? — даже слегка обиделся мужчина и снова заговорил возмущенным голосом. — Зачем купил? Я им деньги плачу, даю на покушать, на все другой…
Все было понятно, так часто теперь бывает. Живут себе два старичка, пенсии у обоих совсем маленькие. Приезжает такой вот смуглый гражданин черт знает откуда и как бы берет старичков на содержание. Они съезжают куда-нибудь — к детям или другим родственникам, а он живет в их квартире. Один или с семейством, как в данном случае.
— А почему вы не купили эту квартиру? — задал Вербин следующий вопрос. — Вы что, не граждане России? У вас нет вида на жительство?
Спросил это и тотчас пожалел — незачем было вылезать со своей осведомленностью об этой проблеме. Для нелегальных эмигрантов из южных стран такие вопросы хуже всего — они ненавидят эти вопросы до дрожи, до ненависти.
До вопроса о документах эти люди могут говорить о чем угодно. Они будут слезно рассказывать о том, что они беженцы из «горячих точек», о том, что их притесняли хуже некуда. Или рассуждать о том, что они советские люди и приехали из «братских республик».
Но после вопроса о документах они звереют на глазах. Потому что задающий этот вопрос как бы тем самым говорит очень многое, что не выскажешь прямыми словами, но что явственно подразумевается. А именно: «Ты — нежелательный иностранец, нелегально, воровским образом проникший в мою страну. У тебя нет визы, нет вида на жительство. Ты отбираешь рабочие места у граждан России, тебя следовало бы выслать отсюда, да просто на всю вашу ораву сил не хватает».
Вот что примерно означает невинный вопрос о документах, обращенный к гортанному человеку и возмущающий его до ужаса.
И на сей раз майор Вербин не сдержался: как всякий милиционер, он не любил приезжих южан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97