Он больше не имел над ней власти и не мог ей навредить, и все же лучше было не пускать его в парадные комнаты. Она понятия не имела, что ему нужно — столько времени прошло! — но и мысли не допускала, что его можно представить другим обитателям дома, как уважаемого гостя. Ей хотелось бы отказать ему в приеме. Если бы только она посмела! С каким удовольствием она передала бы ему через слуг, что не желает его видеть, и велела бы лакеям вышвырнуть его вон! Но нет, она не могла так рисковать. Придется его выслушать.Мара прошла по коридору к главной галерее и спустилась по лестнице. Приемная, о которой говорила горничная, представляла собой небольшое помещение чуть ли не под черной лестницей, холодную и голую комнату для торговцев и иных посетителей, не причисляемых к гостям. Здесь не было ни камина, ни накрытого стола с вином и закусками, ни шнура со звонком, чтобы позвать лакея, одна только простая скамья и вытоптанный до основы ковер. Из окна открывался вид на кусты в западном дворе.Де Ланде поднялся с лавки, когда она вошла, и то же самое сделал его спутник — высокого роста и простоватого вида молодой человек с глупой улыбкой.— Как это прелестно, — сказал де Ланде, поглаживая бородку узкой рукой с длинными тонкими пальцами. — Вы тут у принца неплохо устроились, как я погляжу.— Вас это не должно интересовать. Что вам здесь нужно?— У нас все еще осталось не улаженное дельце с деньгами, которые мне задолжала мадам Делакруа, ваша бабушка. Я слыхал, она больна. Не хотелось ее беспокоить, да в этом и нужды нет, как я полагаю. Мы с вами один раз уже пришли к соглашению и можем сделать это снова.— Долг моей бабушки полностью оплачен. Я сделала то, о чем вы просили, и не моя вина, если покушение на жизнь короля прошло не так, как вам хотелось. Большего вы не можете от меня требовать.— Вы весьма высоко себя цените, не так ли? — заметил он издевательски вежливым тоном. — С чего вы решили, будто ваша жалкая попытка мне услужить аннулирует долг?Мара проигнорировала его уничижительный отзыв о том, что она сделала.— Я пришла к такому выводу на основании ваших слов.— Ваш вывод был ошибочным.Она отвернулась от него и уставилась в окно. Ей вдруг пришло в голову, что было бы неплохо узнать, что он задумал. А кроме того, ей представилась возможность узнать наверняка, что именно произошло во время покушения, какую роль сыграл в этом деле Родерик.Она спросила через плечо:— Вы получили восстание, которого так добивались. Чего же вам еще нужно?— Это всего лишь незначительные волнения. Не более чем возможность развязать настоящую революцию.— Не вижу, чем я могу быть вам полезной в ваших грандиозных планах.— Предоставьте мне это решать.Последние слова прозвучали прямо у нее над ухом, и в них послышалось злорадное удовлетворение. Ее молнией поразила мысль о том, что она осталась совершенно одна с двумя мужчинами в этой маленькой комнате. Мара начала оборачиваться, но тут ей в нос ударил тошнотворно-сладкий запах. Чьи-то сильные руки заломили ей локти за спину, влажная ткань облепила лицо. Она открыла рот, собираясь закричать, и задохнулась, закашлялась, ее чуть не стошнило. Смутно, сквозь головокружение и дурноту, она почувствовала, как ее поднимают и то ли волокут, то ли несут вон из комнаты. Потом стало совсем темно, ее швырнули на что-то твердое — кожаное сиденье кареты. Оно вздрогнуло под ней, покачнулось, накренилось… Мара погрузилась в серую непроглядную мглу, вытеснившую свет дня и все вокруг. 17. Мара промерзла до костей, все суставы ныли, ступни онемели, пальцы потеряли чувствительность. Ее била дрожь. Она тихонько застонала и открыла глаза.Их пришлось тут же снова закрыть: к горлу подступила тошнота. И опять начался озноб.Когда тошнота прошла, она решила действовать более осмотрительно и для начала чуть приподняла ресницы. Она лежала лицом вниз на кровати в алькове. Под ней был комковатый матрас, застеленный серым от грязи стеганым одеялом. Маленькая, почти пустая спальня находилась в мансарде — потолок был скошен под углом. Всю обстановку составлял колченогий стул и обшарпанный стол под окнами. Рамы перекосились и потрескались, по комнате гулял сквозняк. За стеклом виднелись серые сумерки. С приближением ночи воздух становился холоднее, особенно в сырой комнате, куда не заглядывало солнце.Мара попыталась двинуться, повернуться и ахнула, когда боль пронзила ее руки и ноги. Она была связана, веревки врезались в плоть, перекрыв циркуляцию крови. Стиснув зубы, она медленно, постепенно приподнялась и перевернулась на спину.Ей долго пришлось лежать неподвижно. Она старалась отдышаться, ее мутило. Когда тошнота отступила, а дыхание наладилось, стала возвращаться память. Де Ланде. Отвратительный запах какого-то лекарства. Карета.Куда ее увезли? Что это за место? Трудно было судить по этой жалкой комнатенке с серыми оштукатуренными стенами в разводах от многочисленных протечек. Через грязные окна виднелась только какая-то крыша и кусок неба. Мара закрыла глаза, прислушиваясь. Сперва до нее не доносилось ни звука, но потом она различила вдалеке плач ребенка. Где-то хлопнула дверь, и плач прекратился. Послышался глухой шум голосов, постепенно перераставший в крик: по улице под окном проходила толпа мужчин. Голоса звучали возбужденно, но в них не было той ярости обезумевшей толпы, с которой два дня назад пришлось столкнуться ей, Труди и Джулиане. Голоса под окном, сопровождаемые топотом ног, стали раздаваться совершенно отчетливо, но вскоре затихли вдали. Значит, она все еще в Париже. Судя по комнате, в одном из бедных районов. Голоса на улице могли принадлежать студентам, а это означало, что она могла находиться на левом берегу, где-то в Латинском квартале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125