Какую причину, какой довод привести принцу, чтобы убедить его поехать на бал? Как заставить его взять ее с собой, если у нее нет никакого официального статуса и в приглашении она не упомянута? Легко де Ланде рассуждать о светских мероприятиях, на которые знатный вельможа может прийти с любовницей, ее собственное впечатление о французском обществе подсказывало ей, что присутствие короля Луи Филиппа потребует большей умеренности в поведении даже от такого непредсказуемого человека, как Родерик, принц Рутении.У нее разболелась голова от этих мыслей. Что же ей делать? Может, лучше дождаться подходящего момента, когда он будет особенно уязвим, например, когда они будут вместе в постели, и с грустным вздохом заговорить о блестящих светских раутах, о которых она слыхала, но не помнит, доводилось ли ей видеть хоть один из них своими глазами? Может, ей потупить ресницы и трогательно умолять его о чести посетить такой бал под руку с принцем крови?Она не могла это сделать.Она могла бы, пожалуй, косвенно намекнуть, что выезд в свет даст ей возможность быть узнанной, и тогда разрешится вопрос, кто она такая. Да, это прозвучало бы правдоподобно… нет, это просто-напросто было бы правдой. Но сумеет ли она все это выговорить и не покраснеть до корней волос от стыда? Сказать так, чтобы не вызвать подозрений у Родерика? Она в этом сомневалась.Внизу раздался стук дверного молотка. Мара торопливо прошла по галерее в частные апартаменты, а навстречу ей пробежала горничная, спешившая спуститься по лестнице и открыть двери визитеру. Послышались голоса и звук шагов. Через несколько минут горничная вошла к Маре.— Это господин Бальзак, мадемуазель Шери. Я сказала ему, что принца нет дома, но он хочет поговорить с вами. Я провела его в гостиную.Мара поблагодарила девушку, поправила волосы и направилась по галерее в парадную гостиную, где дожидался знаменитый писатель. Лакей отворил перед ней высокие двойные двери, и она улыбнулась ему, прежде чем войти. Бальзак стоял в дальнем конце гостиной, повернувшись спиной к огню, разведенному в камине. Он взял марокканский апельсин из вазы на столике и ел его, как яблоко, — вместе с кожурой.— Простите, что не целую вашу руку, мадемуазель, — проговорил он с искренней улыбкой, — но я весь липкий от сока.— На столе не было фруктового ножа? Извините меня, пожалуйста. Я немедленно позвоню, чтобы его принесли.— Нет-нет, умоляю вас, не делайте этого! В этом нет нужды. Все, что доставляет нам наслаждение, становится еще прекраснее от небольшого привкуса горечи.— Но без сомнения…— Это не только моя теория. Мой друг Гюго иногда съедает скорлупу омара вместе с мясом. Он проделывал это у меня на глазах. Подумайте только, какие челюсти, какие зубы! Великолепно! — И он откусил еще один крупный кусок апельсина, с азартом перемалывая косточки.— Как вам будет угодно, — сказала Мара, опускаясь на кушетку. — Я уверена, принц будет очень огорчен, когда узнает, что разминулся с вами.— Принц необыкновенно обаятельный человек и превосходный собеседник, но на вас смотреть гораздо приятнее, мадемуазель.Это была всего лишь любезность, и Мара восприняла ее именно так, не впав в досадную ошибку. Она спросила писателя о его работе и с сочувствием выслушала его рассказ о выходящих из повиновения строптивых персонажах, бессонных ночах и пьющих из него кровь издателях. Под этой грубой, неотесанной внешностью кроется тонкая душа, решила Мара. Прочитав несколько его романов, она была поражена тем, как глубоко он понимает женщин. Она сказала ему об этом.— Как вы добры! Как добры! Они приходят ко мне — эти женщины, о которых я пишу, — подобно видениям страсти в ночи. Женщины живут страстями, любовью. Они не поглощены собой, в отличие от мужчин, и способны к преображению. Страсть может преобразить их жизнь, даже их тело. В мире имеет значение не то, что делают мужчины, а то, что создают женщины. Они создают семью из своей огромной, необъятной любви.— Как удивительно слышать такое от мужчины.— Все мужчины это знают. Хотя бы те, кто не слеп, — простодушно признался Бальзак. — Что такое брак, если не попытка мужчины обуздать эту огромную любовь ради своих нужд, ради своей собственной пользы?— Да, — согласилась Мара, и тут ее вдруг осенило. — Господин Бальзак, — продолжала она, — вы как никто знаете Париж и парижан. Как вы думаете, принцу было бы дозволено привезти свою любовницу, ну скажем, на бал виконтессы Бозире?— Неужели вам хочется туда попасть? Это собрание обещает быть смертельно скучным.— Я говорю серьезно.— Вот как. — Он понимающе кивнул, доел свой апельсин, вытер руки носовым платком и сел рядом с ней на кушетку. — Должен вас огорчить, это не мой круг. У меня, конечно, есть друзья среди аристократов, но я не вращаюсь в этих сферах. Вы разочарованы?Мара пропустила вопрос мимо ушей.— Но вы пишете о них с таким же знанием дела, как и о беднейших жителях Парижа. Вы должны знать, что разрешено, что считается приличным.— Аристократы, бесспорно, позволяют себе куда больше свободы действий, чем буржуазия. Третье сословие всегда действует с оглядкой на общественное мнение.— Это не ответ, — строго заметила Мара, не сводя с него глаз.Он вздохнул.— Вы трудная женщина. Да, я полагаю, принц мог бы взять вас с собой, если бы захотел. Ведь вы не знаменитая куртизанка. Он с легкостью мог бы выдать вас за дальнюю родственницу, если бы возникла необходимость представить вас, например, королю.— Боже упаси! — воскликнула Мара.— Такой риск есть. — Бальзак пожал массивными плечами. — Но почему вы задаете такой вопрос мне? Почему не хотите спросить самого принца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125