Вместо ответа на вопрос он сказал:— Вы просто ангельски добры, если проявляете заботу о нем при сложившихся обстоятельствах.— Дело не в доброте. — Мара отвернулась и стала смотреть на улицу.— Прекрасно сказано. Вы очень умны. Возможно, я вел себя как дурак, но я действовал из лучших побуждений.— Что?На лице короля появилось отсутствующее выражение. Он ничего не ответил.
Погода испортилась, вновь затянул холодный дождь. Пронизывающая до костей сырость держалась несколько недель. В длинной галерее слышался беспрерывный звон клинков: это гвардия таким образом разгоняла скуку. Королева Анжелина в лучших традициях коронованных особ начала ткать гобелен — охотничью сцену с всадниками и цыганским табором на заднем плане. Она долгими часами просиживала за работой в своем частном салоне в королевских апартаментах. Иногда ей помогала Мара, взяв на колени второй конец громадного полотна. Джулиана тоже иногда бралась за иголку, но ей не хватало усидчивости.Однажды угрюмым серым утром Мара по пути в королевские апартаменты остановилась, заслышав звон шпаг в длинной галерее. В этой сшибке было что-то непривычное: удары раздавались слишком редко и звучали неуверенно. Она знала, что Михала и Этторе нет дома: Родерик отослал их с каким-то поручением, а близнецы нашли для себя новое развлечение: наперегонки ухаживали за ее горничной Лилой. Другие гвардейцы тоже разошлись кто куда. Она повернула и направилась в галерею — посмотреть, в чем там дело.В двойных дверях, ведущих в галерею, она замерла: уж больно непривычное зрелище открылось ее взору. В длинном, вытянутом помещении никого не было, кроме Труди и Джулианы. Дева-воительница и принцесса мерились силами на шпагах, на остриях которых на сей раз красовались защитные колпачки.Труди, как обычно, была в брюках и рубашке. Джулиана надела свободную блузу поверх старой юбки от костюма для верховой езды, которую она подоткнула спереди, чтобы свободнее было двигаться. Сестра Родерика вскинула взгляд и заметила Мару.— Входи, присоединяйся к нам бога ради. Труди твердо вознамерилась научить кого-нибудь фехтованию, а у меня уже рука онемела!— Каждый должен уметь защищаться, — парировала Труди.Царапина у нее на лице зажила, не оставив шрама. Она по-прежнему носила военную форму и принимала приказы от Родерика наравне с другими гвардейцами, но ее прическа в последнее время стала более кокетливой — с локонами на висках.— Да, я знаю. Особенно это необходимо принцессе в нынешние тревожные времена.Джулиана опустила острие шпаги на пол, эфес прислонила к бедру и отерла пот со лба подолом юбки.— Любая женщина должна уметь защитить себя.— Но я устала! — пожаловалась Джулиана. — Мне кажется, легче было бы просто сдаться на милость победителя.— Это было бы трусостью. А сдаться на милость толпы было бы просто опасно.— Ладно, не буду сдаваться, но я требую подкрепления. Мара, прошу тебя!— У меня есть еще одна шпага, — сказала Труди, просветлев лицом. — Мы будем женщинами-мушкетерами.Так начались их занятия. Они происходили по утрам, когда длинная галерея была пуста, так как ни Джулиана, ни Мара не ощущали желания выслушивать замечания и советы мужчин, а уж тем более становиться предметом наглядной демонстрации приемов фехтования.Занятия включали не только фехтование, но и приемы рукопашной борьбы, владение ножом в ближнем бою и его метание, а также стрельбу из пистолета. Для упражнений в стрельбе они выезжали на окраину города, отвечая всем, кто спрашивал, что едут на склад шелков.Иногда Анжелина приходила посмотреть и подбодрить их, но твердо отклоняла все приглашения присоединиться к урокам. Мара и Джулиана поначалу тоже сомневались в мудрости принятого решения: их мышцы, как будто навек сведенные судорогой, болели, горели, ныли, заставляя их поминутно морщиться. Но со временем боль прошла, они окрепли и овладели различными приемами боя. По мере того как их тела становились все более сильными и гибкими, росла и их уверенность в себе. Они, конечно, понимали, что не стали неуязвимыми, но все-таки приятно было сознавать, что они могут постоять за себя.Примерно через неделю после начала занятий Мара вдруг проснулась среди ночи. Она лежала, прислушиваясь, не понимая, что ее разбудило. Наконец до нее донесся приглушенный шум голосов из прихожей, ведущей на служебную лестницу. Она выскользнула из постели, подхватила свою шпагу и направилась к открытым дверям гардеробной. В противоположном конце этой маленькой комнаты находилась дверь в прихожую. Мара пересекла гардеробную и положила ладонь на ручку двери.По другую сторону тяжелой дубовой двери слышался голос короля Рольфа — тягучий и сладкий, как патока, но полный едкой иронии. Не успел он закончить свою речь, как вступил голос Родерика, столь же напевный, хотя и полный еле сдерживаемого бешенства.Слов она разобрать не могла. Это было невыносимо — стоять в темноте и не знать, что происходит. Казалось, Рольф запрещает сыну входить в ее апартаменты, но почему и как ему это удается, она не могла сказать. Но не успела она решиться открыть дверь и выяснить, что происходит, как вновь раздался голос короля. Похоже, он отчеканил какой-то ультиматум. Родерик ответил, и голоса стали удаляться.Неужели Родерик собирался проникнуть в ее спальню?Ощутив слабость при мысли об этом, Мара прижалась лбом к двери. Но еще больше ее встревожил следующий вопрос, вдруг пришедший на ум: сколько раз он уже предпринимал подобные попытки, оказавшиеся столь же безуспешными?Она бы его все равно не впустила. Или впустила бы? Удивительная вещь — желание, разрушитель воли и морали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125