Я женюсь на тебе и сочту себя самым счастливым из смертных.
— Тогда не выбрасывай. Уж лучше мы выкупим лэзенский замок.
— И ты будешь Кэмпион Лэзендер, — подхватил он. Она рассмеялась, вспомнив, как он заметил в корзинке цветки лихниса и выбрал для нее имя.
— Если бы мы с тобой не встретились, меня бы все еще звали Доркас.
— Доркас — Тоби произнес это имя подчеркнуто тяжеловесно. — Доркас. Доркас. Доркас.
— Прекрати! Я ненавижу это имя.
— Я буду называть тебя Доркас, когда ты будешь меня огорчать.
Она согнала со щеки муху.
— Кэмпион, — произнесла она оценивающе. — Это имя мне подходит.
— А я его обожаю. Я очень рад, что в день нашего знакомства ты не собирала борщевик. Леди Борщевик Лэзендер звучит не очень романтично.
— Или сонную одурь.
— Или крыжовник.
— Леди Черника Лэзендер, — протянула она. — Нет, Кэмпион мне нравится.
Тоби выковыривал зернышки из овсюга.
— Был такой поэт по имени Кэмпион.
— Знаю.
— Потому что я тебе сказал. — Он приподнялся на локтях и придвинулся к ней. — Вот послушай, — он ненадолго задумался:
Свобода исчезает,
Когда мы покоряемся женщинам.
Так почему же, зная это,
Мы все же становимся их пленниками,
Почему не можем иначе?
— Это Кэмпион написал? — рассмеялась она.
— Да.
— Не слишком справедливо, правда?
Он пощекотал ее травинкой.
— Тебе это и не должно нравиться. Ты должна была разозлиться на меня и сказать, что я женоненавистник.
— Слишком жарко, чтобы злиться. Прочитай мне еще что-нибудь из того, что он написал, а если мне не понравится, я не выйду за тебя замуж.
— Договорились. — Он сделал вид, что задумался, потом наклонил голову, чмокнул ее в губы и процитировал:
Небо — это музыка,
А рождение твоей красоты -
Небесно.
Теперь настала очередь Кэмпион изобразить задумчивость. Она пристально вгляделась в его зеленые глаза:
— Я выйду за тебя.
— Тебе понравилось?
— Да.
— Я так и думал.
— И поэтому ты выучил эти строки к сегодняшнему дню?
— Откуда ты знаешь? — воскликнул он.
— Потому что ты помнишь только те стихи, которые твой отец распевал на Рождество, и потому что ты оставил томик стихов Кэмпиона в саду на столе, и за ночь он размок.
— Женщине вредно быть такой проницательной, — вздохнул Тоби.
— Нам приходится, дорогой, принимать во внимание, за что мы выходим замуж.
— За кого вы выходите замуж.
— За что.
Он снова поцеловал ее, а когда ее глаза закрылись, положил правую руку ей на живот. Он
про его похотливые пальцы, пробирающиеся вниз живота. Про то, как присутствовавшие на суде глазели на нее, пока Верный До Гроба ощупывал ее тело. Она явственно помнила, как его руки массировали и растирали соски. Преподобный Херви замарал ее. И это пятно останется с ней.
Тоби не проронил ни слова на протяжении ее исповеди. А она не решалась поднять на него глаза и разглядывала противоположный берег ручья.
Тоби любовался ее грустным и прекрасным профилем и ждал.
Теперь она повернулась к нему, будто защищаясь.
— Вэвесор Деворэкс сказал мне нечто странное.
— Что?
Он вел себя столь осторожно и предупредительно, как если бы ловил верткую форель в холодной воде.
— Он сказал, что у каждого есть страшная тайна, что-нибудь жуткое, и добавил, что тайна эта всегда в спальне. Все это прозвучало так мерзко, будто любовь всегда кончается в неопрятной, грязной, комнате с вонючими простынями.
— Не кончается.
Она его не слушала.
— Скэммелл тискал меня, и тот человек, которого ты убил, тоже пытался. И преподобный Херви, и солдат в Тауэре.
Она замолчала и снова почувствовала ненависть к печатям. Ведь это из-за них она стала жертвой похоти.
Тоби поднял голову и насильно задрал ей подбородок.
— Ты полагаешь, моим родителям плотские чувства показались мерзостью?
— Нет, но у них все было по-другому.
Она понимала, что возражает как ребенок. Он настаивал:
— Грязь вовсе не обязательна…
— Откуда ты знаешь?
— Ты меня слушать будешь?
— Ну да, леди Кларисса Уорлейк?
— Нет! — расхохотался он. — Так будешь ты меня слушать?
— Если не леди Кларисса, то кто же тогда?
— Кэмпион! — Он поразил ее внезапной суровостью. — Слушай же! Как, по-твоему, обитатели Лэзена находили себе жен, мужей и любовников?
— Не знаю.
Она чувствовала себя малым ребенком, попавшим в непонятный мир. Ей было страшно, потому что уродливое пятно расползлось, заполнило все вокруг.
— Помнишь, мы разговаривали о майских праздниках? И о празднике урожая? И о том, как молодые и не очень молодые люди вечером уходили в лес? В этом не было ничего ужасного! Если бы это было ужасно, зачем бы люди стали ждать этих праздников? — Он прикоснулся к ее руке, — Да, бывало неудобно, если шел дождь, но мерзко никогда. По крайней мере треть браков начиналась так, и церковь не имела ничего против. Это называется любовью. Для людей она праздник. Ее не запятнаешь.
— У меня никогда не было майского праздника. — Она смотрела на траву, потом подняла на него осуждающий взгляд. — А у тебя был?
— Конечно, был! А что я должен был делать? Сидеть дома, читать книгу и решать, кто из моих соседей грешник?
Его негодование вызвало у Кэмпион непроизвольную улыбку. Она сокрушенно покачала головой:
— Прости меня, Тоби. Прости. Ты не должен на мне жениться. Я всего лишь пуританка и ничего не знаю.
Он засмеялся:
— Я рад, что ты пуританка.
— Почему?
— Потому что никто не ловил тебя ни майской ночью, ни в стоге сена.
Кэмпион все еще чувствовала себя несчастной.
— А ты поймал, и не одну, правда? И меня застал, когда я купалась. Если бы я только знала, что ты за мной подсматривал…
— Ты бы умерла?
— Я бы смутилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151