— Держите ее! — Верный До Гроба склонился над ее грудью, на своей коже она чувствовала его жаркое дыхание. Она боролась, но Гудвайф стиснула ей горло, а Эбенизер навалился на ноги.
Руки у Верного До Гроба были сухими, почти шершавыми. Они гладили ее груди, трогали соски. Голос, как и руки, у него тоже был сухой. Он мог бы с равным успехом излагать доктрину Троицы.
— Вот, брат Слайз, соски, чтобы давать молоко детям. Ведьма не воспользуется ими, когда кормит дьявола, потому что эти груди от Бога.
Пальцем он тер ее соски. Руки заскользили вниз на живот, разминая ей ребра.
— Мы ищем другую отметину. А! — Он ткнул в родинку над пупком, над которой на Рождество подшучивал Тоби. — Вот она! Вот колдовская метка!
Его руки даже после того, как нашли родинку, снова поползли к груди.
— Сэр! Взгляните! — Гудвайф держала печать. — Вы не это искали?
— Это! Это!
Верный До Гроба был вынужден помочь Гудвайф снять печать. Высвободившись из цепких рук, Кэмпион свернулась клубочком и зарыдала, уткнувшись лицом в покрывало. Ей казалось, будто ее замарали грязью, замарали навсегда.
— Посмотрите! — Эбенизер развинтил печать и показал распятие Верному До Гроба.
— Папистская ведьма!
Кэмпион было уже все равно. Она летела в пропасть, смутно слыша, как Верный До Гроба декламирует 23-й псалом, как брат позвал стражу, а потом, благодарение Богу, потеряла сознание. Они завернули ее в одеяло, не желая, чтобы подчиненные полковника Фуллера догадались о том, что они делали, и отнесли вниз в заранее приготовленный дилижанс.
Эбенизер повернулся к Верному До Гроба Херви:
— Вы были правы, брат.
— Бог был к нам милостив.
— Да, да.
Верный До Гроба торжественно промолвил:
— Она должна предстать перед судом, брат.
— Должна, конечно должна, — поддакнул Эбенизер. Он подошел к окну и посмотрел вниз, туда, где Гудвайф провожала Кэмпион до дилижанса. Теперь уже можно с уважением обращаться с его сестрой. Закон будет безжалостен, ее отправят либо на костер, либо на эшафот. Он посмотрел на Верного До Гроба.
— Наверное, она ведьма.
— Так оно и есть.
Эбенизер вздохнул и захромал назад в длинную галерею. Он обвел взором декоративную языческую лепнину, шторы, ковры, картины, изящную инкрустированную мебель.
— Должно быть, она прибегла к колдовству, чтобы проникнуть сюда. Иначе, зачем они приютили ее?
Он не стал слушать, что ответит Верный До Гроба Херви. Вместо этого он с ненавистью разглядывал богатое убранство комнаты. Комната была красива, а это — грех. Она принадлежала привилегированным людям — лишний повод для ненависти. Эбенизер всегда ненавидел привилегированных.
Правда, теперь он сам был одним из них. Со смертью Скэммелла он стал законным владельцем печати святого Матфея и мог получать деньги Договора. Он разбогатеет. Но, теребя в пальцах кружевную скатерть, Эбенизер решил, что найдет деньгам лучшее, чем до сих пор, применение. Он будет работать на благо Англии, которая станет покорна Богу, благочестива и законопослушна. Он понимал, что такой стране потребуются суровые дальновидные хозяева. Придет царство Господа, и он станет одним из регентов. За последний год он обнаружил, что наделен даром руководить, хотя все еще побаивался людей старше себя, имеющих власть и опыт. Им он не забывал льстить.
Он снова повернулся к Верному До Гроба, узрев в нем будущего последователя. Голос у Эбенизера был резкий и скрежещущий, как и подобает завоевателю.
— Я полагаю, слова благодарности Господу будут уместны, брат.
— Воистину.
Они опустились на колени под языческими лепными узорами и возблагодарили Всевышнего за его милость, за доброе провидение, приведшее их к этой грандиозной победе.
— Аминь, — сказал Верный до Гроба, — и еще раз аминь.
Глава 19
«Человеку, рожденному женщиной, отведено не много времени на жизнь, и оно полно несчастий». Слушая слова преподобного Перилли, леди Маргарет думала, что в них нет правды. Сэр Джордж вовсе не был несчастен. Забот у него хватало, но он познал и большое счастье.
«Он поднимается, а его срывают, как цветок». Вот это, думала она, верно, если только по цветку когда-нибудь в упор стреляли из мушкета.
Она стояла в проходе на плитах лэзенской церкви. Как и приличествовало случаю, день был сумрачный, собирался дождь, и свет, сочившийся сквозь окна, лишенные своих изящных витражей, усиливал безрадостное впечатление. Гербы Лэзена и Лэзендеров были исколоты пиками, а каменные изваяния предков сэра Джорджа, под чьими взорами его укладывали на вечный покои, были сначала расстреляны из мушкетов, а потом заляпаны штукатуркой. Сейчас они напоминали прокаженных.
Сквозь вуаль леди Маргарет смотрела на отверстие, образовавшееся после того, как подняли четыре плиты. Из церковного погреба тянуло сыростью. Ей был виден сгнивший конец какого-то старого гроба, упиравшегося в гроб сэра Джорджа, который только что опустили. Однажды, подумалось ей, и она будет лежать в этой яме, вечно глядя на склонившихся над ней почитателей. Потом, осознав вдруг, что мир перевернулся с ног на голову, она поняла, что, наверное, вообще никогда не будет лежать рядом с сэром Джорджем. В то самое время, пока Саймон Перилли вел заупокойную службу, комитет по конфискации заседал в огромном зале Лэзена. Лэзен отберут у нее, отберут у сэра Тоби, законного наследника.
Это жестоко, несправедливо, но она ничего не могла предпринять. Злорадно наслаждаясь победой, комитет назначил такое время похорон, чтобы семья никак не смогла присутствовать на заседании. Джон, граф Флит, только что возвратившийся из действовавшей на западе армии графа Эссекса, все же принял участие в работе комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151