— А тебе, дитя, остается лишь надеяться, что мой сын окажется трезвым, в чем я очень сильно сомневаюсь. Он, наверное, напился в погребе какой-нибудь таверны.
Сэр Эндрю Вашингтон подхватил мрачные предположения:
— Надеюсь, хотя бы дождя не будет. Леди Маргарет возмутилась:
— Вот еще! Конечно, дождя не будет! Пошли, Инид! Когда леди Маргарет ушла, Кэмпион посмотрела на полковника:
— Вы очень добры.
— Вовсе нет, моя дорогая, вовсе нет. Я очень горд, очень горд. Жаль только, что на этом месте оказался я, а не какой-то более близкий вам человек.
— Дорогой сэр Эндрю, не могу даже придумать, кого я бы с большей радостью увидела рядом с собой.
Он был польщен:
— Но вам придется вести меня по проходу, дорогая. Я еще не привык к темноте.
— А как вы обходитесь?
— Ничего, понемножку. — Он вздохнул. — У меня маленький дом в Уилтшире, слуги добры ко мне. Они мне читают, а в саду я прекрасно работаю наощупь. Я обнаружил, что теперь больше, чем прежде, люблю разговаривать. Я, понимаете ли, слушаю. — Бархатная повязка была обращена к ней. — Леди Маргарет страшно беспокоилась о вас. Когда с вами происходили все эти несчастья, я был в Оксфорде. Жаль, что я ничем не мог помочь.
— Я выжила, сэр Эндрю.
— Мы молились за вас, правда, молились. Колени у меня до сих пор ноют! Ну так как, вы готовы к церемонии? Нужно вам что-нибудь еще сделать прежде, чем мы отправимся?
До церкви Святой Девы Марии было недалеко, и Кэмпион, краснея под восхищенными взглядами тех, кто собрался посмотреть, как полковник Вашингтон будет подсаживать ее в карету, вспомнила свой путь сюда. Этот Путь начался с одной-единственной печати — печати святого Матфея, но из мира безрадостной, грубой, черной пуританской одежды, строгих, жестоких законов он привел ее к этому утру, утопающему в шелках, атласе, роскоши, к утру ее свадьбы. Случайная встреча у ручья завершится у алтаря. Она подумала о том, что одно не изменилось за все эти месяцы. И в войне, и в огне, и в заточении, и в страданиях их с Тоби любовь оставалась неколебимой.
Свадьба привлекла большое внимание в Оксфорде. Летняя кампания подходила к концу, и роялисты оглядывались на полные неудач и поражений весну и лето. Враги становились крепче, а сторонники короля слабели. Кэмпион же была символом несломленности. Ее судили как роялистку, как ведьму, и все же ей удалось добраться до провозглашенной королем столицы, где ее считали героиней. Перед церковью Святой Девы Марии собралась большая толпа, и, когда Джеймс Райт открыл дверцу, Кэмпион на миг замерла. Джеймс улыбнулся ей. Он приехал в Оксфорд как подчиненный и слуга Тоби и неизменно охранял Кэмпион, когда она выходила из дома без жениха.
Полковник Эндрю Вашингтон взял ее за локоть.
— Мужайтесь, дорогая!
Она не ожидала, что в церкви будет столько народа. Как раз когда она предупредила сэра Эндрю, что при входе есть, ступенька, грянула музыка — мощная, ликующая музыка, заполнившая всю церковь, музыка, лившаяся от органа и хора. Кэмпион словно потонула в этих звуках и в открывшемся ей зрелище. Бархат, атлас, шелка, драгоценности — все было залито светом свечей, купленных на деньги Мордехая Лопеса. В сильном волнении она направила полковника Вашингтона по главному проходу, застенчиво кивая тем, кто обращал к ней лица, а потом увидела Тоби.
Стоявший у ступеней для хора, он был одет в серебристый бархат, на рукавах и бриджах были сделаны разрезы, чтобы продемонстрировать золотой атлас. На Тоби были серые ботфорты с большими отворотами, на которых виднелась алая подкладка. Он насмешливо подмигнул ей, и Кэмпион показалось, что она вот-вот расхохочется. Да, она была счастлива, но и напряжена до предела. Даже сомневалась, сможет ли достаточно внятно ответить облаченному в вышитые одежды епископу, который наблюдал за ее движением к алтарю.
Епископ их обвенчал. Кэмпион сама удивилась твердости своего голоса, когда произносила слова, в которых сливались ее мечты и ее жизнь: «Я, Кэмпион Доркас Слайз Эретайн…»
Сэр Тоби, волнуясь не меньше невесты, надел ей кольцо поверх перчатки. Слова службы едва ли доходили до ее сознания. Она только почувствовала, как затрепетало сердце, когда Тоби повторял слова клятвы. «Я боготворю тебя своим телом». У Мэттью Слайза, у пуритан было бы по-другому, потому что они не видели, что можно боготворить в человеческом теле. Хотя они и называли его «Храм Духа Святого», Кэмпион с детства поняла, что этот храм им представляется источником грязи, мешком соблазнов, заставляющим душу грешить, и слава Богу, что после смерти душа от него отделяется. Мэттью Слайзу очень нравились строки, что при браке на небесах никто ничего не отдавал и не брал, а Кэмпион не сомневалась в другом — там тоже есть луга по берегам чистого ручья, где влюбленные могли наслаждаться друг другом.
Весь светясь от радости, их благославил преподобный Саймон Перилли, потом епископ прочитал очень короткую проповедь, и, прежде чем вновь зазвучал орган, Кэмпион пошла по проходу, опираясь на руку мужа. Теперь она была Кэмпион Лэзендер. Доркас Слайз осталась в прошлом. Как и подобает влюбленным, она сама решила свою судьбу.
У выхода из церкви их встретили первые лучи солнца. Ослепительно блестели церемониальные, с широкими лезвиями, пики алебардщиков короля. Красные мундиры образовали сплошной коридор. На четкие тени пик падали брошенные к ногам новобрачных лепестки цветов.
Под перезвон колоколов новобрачные добрались до Мэртон-колледжа, который всего несколько недель назад служил оксфордской резиденцией королевы Генриэтты-Марии. Теперь королева на время отбыла за границу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151