Он лежал ничком поперек трещины. Тело его уродливо вытянулось, как тело раздавленного насекомого. Из-под камня виднелось то, что осталось от его головы,— отвратительная смесь крови и мозгов. Он умер от первого удара.
Холлинс выпрямился, глубоко вздохнул, посмотрел на синее небо, на бескрайние, поросшие вереском холмы и встряхнулся. Он плюнул на траву, словно хотел избавиться от неприятного вкуса во рту, два раза провел рукой по губам, как будто только что пил воду, и снова сплюнул.
— В конце концов,— пробормотал он,— я первым их увидел. У меня было больше прав, так что он не должен был вмешиваться. Я не верю в честную дележку.
Холлинс подошел к телу и коснулся его ногой.
— Эй, Ллойд! — громко прошептал он.— Ллойд!
Вокруг было тихо. Кажется, даже пчелы перестали летать над вереском.
— Готов! — буркнул йоркширец.— Ну а теперь...
Он быстро сбросил куртку, закатал рукава рубашки и начал работать с такой яростной энергией, что пот полил с него градом.
Глава третья
БЕГСТВО
Холлинс, как и все убийцы, совершившие преступление под влиянием минутного порыва, не имел ни малейшего представления о том, что делает, первые четверть часа после того, как покончил со своей жертвой. Такие убийства обычно совершают люди, находящиеся в состоянии временного помрачения разума. После этого они первое время действуют совершенно механически, словно повинуясь необходимости. Разум их работает как поезд, упрямо мчащийся вперед, хоть машинист и убрал руки с рычагов управления,— он нацелен на решение определенных задач и заставляет тело повиноваться.
И Холлинс, истекающий потом под жарким слепящим солнцем, был сейчас просто животным, которому инстинкт подсказывает только одно: необходимо спрятать следы преступления.
Но йоркширец, несмотря на это, работал умело и расторопно. Через несколько минут остатки вереска и папоротника были вытащены из трещины, и висящие на ветке папоротника бриллианты засверкали в прохладном полумраке, как огненные искорки. Холлинс достал из кармана моток прочной бечевки, о которой говорил Ллойду, и привязал к ее концу вырезанный по дороге крюк. Потом осторожно опустил его в трещину, зацепил ожерелье и, отделив его от ветки, поднял на поверхность. Следующее его действие было очень: характерно: йоркширец снял бриллианты' с крюка, быстро взглянул на
них, словно желал убедиться в том, что драгоценности не поддельные, и небрежно сунул под куртку, как будто они стоили не больше, чем нанизанные на нитку стекляшки. Но этот поступок означал, что ожерелье отныне — его собственность. Только его, и ничего не придется делить с другими. Он один во всем мире владеет этим сокровищем! Бриллианты принадлежат ему, и цена этого приобретения — человеческая жизнь. У него еще будет достаточно времени, чтобы повнимательнее рассмотреть камешки. А сейчас есть более срочные дела.
В тот самый миг, когда дьявол заставил Холлинса ударом тяжелого камня убить товарища, йоркширец ощутил невероятное вдохновение, какое приходит только в самые критические моменты жизни. Он убил Ллойда на самом краю места, которое должно будет стать его могилой. Трещина, поперек которой лежал младший надзиратель, была достаточно длинной и широкой, чтобы вместить его тело. Глубина ее тоже была достаточной.
Холлинс стоял под трещиной, широко расставив ноги, и глядел в ее прохладную глубину. Кое-где сквозь стены трещины пробивался папоротник. Ящерица выползла из длинной щели и тут же скользнула в другую. Трещина казалась очень глубокой и основательной.
Холлинс поднял лежащий под ногами камень и бросил его в трещину. Прошло немало времени, пока снизу донесся едва слышный стук — камень упал на дно подземной полости, с которой сообщалась трещина.
Холлинс был уверен, что ни один человек никогда не сможет заглянуть в эти глубины: ни одна человеческая рука не сроет вершину этой скалы. Никто не потревожит здесь мертвеца, пока над этими вересковыми пустошами не зазвучат трубы Судного дня.
Выбрав самое подходящее место для опускания тела, йоркширец нагнулся и, взяв Ллойда подмышки, повернул его и опустил голову и плечи в трещину. Потом схватил его за лодыжки и, рывком подняв ноги своей жертвы вверх, опустил его головой вперед в самой широкой части трещины. Еще раз посмотрев в темную глубину, Холлинс разжал пальцы —- тело скользнуло по ветке папоротника и исчезло во мраке.
Став на колени, убийца осторожно заглянул в трещину. Он смотрел туда со всех возможных позиций, пытаясь определить, сможет ли кто-либо заметить тело. Он долго ползал вокруг трещины, заглядывая в нее посередине и с углов, зажигал сухие ветки и опускал их как можно ниже. Но даже это не удовлетворило Холлинса. Он сделал второй факел, привязал его к концу бечевки, поджег и опустил на всю длину мотка. Так ничего и не увидев, он выпустил из пальцев ставшую бесполезной бечевку. Потом встал на ноги и внимательно огляделся. Оставалось еще две улики. На скале рядом с его винтовкой лежала винтовка Ллойда — Холлинс сбросил ее вслед за телом, также внимательно следя, чтобы винтовку нельзя было увидеть сверху.
Когда убийца повернул голову ко второй улике своего преступления, лицо его нахмурилось. «Этого нельзя оставлять ни в коем случае»,— подумал он. Кровь, осколки кости и капли мозга, найденные в таком неподходящем месте, могут вызвать расследование. А результаты этого расследования были бы очень неприятными. Следы эти в изобилии виднелись на плоском камне, где еще недавно покоилась голова Ллойда, на втором камне, которым убийца нанес свой жестокий удар, и на краю трещины, куда было сброшено тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71