морсик, жрачку в постель подносят, уносят;
горшок и то рядом расположился; никому от тебя ничего не надо,
только вьются вокруг со своими услугами; ты же Вальтер Скотта
почитываешь. Принял я еще немного комплексного средства и
разморился окончательно, даже задремал. В дреме я будто бы
по-прежнему на своем диване, но откуда ни возьмись доктор, хочет
меня оперировать. Из-под шапочки и над повязкой только два
глаза-буравчика виднеются и нос. Последняя деталька не просто
сидит на лице, а еще и вытягивается в мою сторону, на конце
становится твердой, металлической, как и полагается медицинскому
инструменту. Кстати, в охватившем меня сне я отношусь к
докторскому носу с пониманием. А может, товарищ -
потомственный хирург? Куда больше беспокоит, что он там
собирается ковырять? В качестве ответа металл ныряет в мой нос,
потом опускается в глотку, добирается чуть ли не до желудка. Там
из него что-то выдавливается. Сон заканчивается, возвращаюсь в
явь, утро уже лезет в окно со двора, и в желудке нехорошо. Хотя
чего там может быть хорошего? Однако, есть и плюсы, за время
лежки и спячки голова облегчилась, дым из нее ушел, остыл
организм, и уши, как новые трубы. Я шлепанцы с дивана спустил, а
рядом с лежачим местом есть повод для огорчения, подозрительная
лужица с каким-то утробным запашком. Я, спотыкаясь, будто
богатырский конь, направился к "охоте". Вот
единственное, что мне не изменит, когда успокоит, а когда и
силенок подбросит. Но железная уверенность в аппарате рухнула,
нанеся душевную травму, едва он зарычал. Кое-что двинулось во
мне снизу вверх, так сказать, чтобы поздороваться, и я,
метнувшись в ванную, как лев за антилопой, стравил там харчи. По
завершению процедуры, ноги, как у плюшевого мишки стали, и я
ударил туловищем пол. На кафеле вскоре замерз, как Маугли, и
с натужным криком "даешь!" из ванной комнаты себя выпихнул.
Только на теплом ковре в гостиной-кабинете-спальне очухался.
Попил пивка для дезинфекции и полный ажур в организме.
Налопался сосисок, задабривая живот; наконец, мораль укрепил,
чтоб в ванной комнатке прибраться. А там подарок, оказалось, меня
поджидает, рассчитанный на особое чувство прекрасного.
В раковине червячки резвились, толстые, как те самые сосиски,
только с усами. Некоторые активисты уже просыпались на пол и
неторопливо расползались кто куда. Один червячок решил
познакомиться поближе и стал смачно грызть носок моего ботинка.
Я, конечно, пнул малолетку, мол, знай свое место, щенок, но тут
же пришлось разочароваться в проявленной грубости. Ногу обожгло,
как-то изнутри ошпарило и дернуло до колена. Током, что ли,
шарахнуло? Если у такой внешне скромной зверушки столь яркие
способности, значит, остается только снять шапку и освободить
дорогу. Однако, внимание приковалось к тому, что шкафчик мой
сожрали, только щепочки остались (я ж на нем столько месяцев
проверял свое плотницкое мастерство), еще и пасту зубную
слопали, даже шампунь сметали. Вот этого уже простить нельзя!
Милая компания, тем временем, десантировалась почти в полном
составе из раковины и уже явно тяготилась тесноватой ванной.
Смышленые малыши стремились на просторы моей квартирки. Стало
обидно, что кто-то сейчас будет комиссарить на такой скромной
жилплощади. Я, между прочим, порядок люблю, никогда на паркет не
сплевываю и хабарики к потолку не приклеиваю, хотя и умею. Да и
лишних вещей, продуктов что-то у себя не замечал. Могу я
намечающееся веселье позволить, не умаляя своего человеческого
достоинства? Был бы я без достоинства, йог какой-нибудь, нолик,
который умалить нельзя, то смотрел бы сейчас на живые сосиски
ласковым взором. Но поскольку душа моя в нижнем астрале, то
испробовал бесполезную швабру (присоски у них будь здоров) и
никчемную табуретку (в момент битья они как заклепки), потом
сгонял на кухню за особой заначкой для зимы - бутылью
спирта. Вернулся в ванную, сияя, как Снегурочка, и расплескал
зимнюю радость, зажав до обеззвучивания крик: "Подавитесь,
падлы". Червячки мои, конечно, оживились, давай слизывать,
думали, что угостились на очередную халяву. И тут я, неумолимый,
как Молох, градусы им добавил, бросил спичку недрогнувшей рукой
подпольщика. До безумия было еще далеко, я вроде осмысленно
понадеялся на прочность гидроизоляции. Кое-кто из моих маленьких
пытался покинуть мероприятие типа "ауто-да-фе",
вундеркинды же, наоборот, сползлись в прочный ком. Те
мерзавчики, что по краям, спеклись в итоге в корочку. Однако,
когда пожар закончился и корочка лопнула, показалась
живая-здоровая начинка из их товарищей. А вот моя ванная
комната, некогда гвоздь программы, пропала и сгинула, одна вонь
и копоть в виде положительного сальдо. Я, наверное, только после
этого завелся по-настоящему, по-берсеркерски. Напялил шерстяные
перчатки, на них резиновые рукавицы, оставшиеся с тех времен,
когда я служил говночистом, подхватил гирю-двухпудовку, ее тоже
тряпкой обмотал. Получившейся булавой, вроде той, что была у
любого уважающего себя былинного деятеля, стал крошить остатки
кафеля, сотрясая здание до самого фундамента. Правда, было одно
"но": малыши бодро, как мячики, отпрыгивали всегда в
нужную сторону. Бросил в сердцах гирю, расколошматив раковину,
но заводка еще не кончилась. Снова хотел вступить в спор, имея
на этот раз в виде аргумента стальной прут, но, видимо,
"сосискам" я уже надоел вместе со своими мероприятиями,
вот они и скрылись через сток.
Первый раунд приятного не для меня знакомства завершился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36