Есть там один зловредный программист, который
эволюционные расчеты выдает не в виде значков и буковок.
Получаются у него матрицы, что штампуют все более жуткие, на
сторонний взгляд, фигуры мутантов. Так он самовыражается, а
может, подыскивает наиболее подходящую для себя внешность.
А вот и "программист" собственной персоной: колпак,
яркий, как кабак в летнюю ночь. Сейчас центр, начальник тварей и
стержень событий, много симпатичнее, чем при первом свидании, он
как компания басовито жужжащих пятен, стерегущих вход в
"черный ящик", то есть таинственное брюхо.
Проваливаюсь туда вместе с трухой. И наступает, само собой,
тьма. Поди догадайся, что это такое - начало вечности, конец
заботам или участие в чьем-то пищеварении. Немного похоже на
межпланетный перелет с помощью ракеты революционера Кибальчича.
Я столько раз в детстве-юношестве представлял, что любитель
народа удирает на своей штуке из-под царского ареста и начинает
вверчиваться в тьму, не понимая, куда он летит, каким способом и
зачем. А вот сейчас реализую его смелый план. Протекло тысячу
лет, а может, и десять секунд проскочило, когда я почуял
источник притяжения и разглядел Матрицы, похожие на сгущенное
северное сияние. Каков мой будет положительный ответ?
Разумеется, в конце пути я поспешу к ним, будем сиять вместе.
Однако, мое сознательное участие в игре света и тени закончилось
очень быстро. Мысли стали бегать на пространстве не больше
носового платка, а потом вовсе сжались в точку. Правда, был и
такой момент, когда я брызнул из этой точки всеми своими
способностями. Хлынула огненная вода из рук, ног, глаз, ушей,
головы, сердца, хребта, всего тела. Только не забыть бы, что
хотел. Я становлюсь лучом, который взращивает поганочных
монстров - мелькнуло напоследок, перед тем, как сгорел я
дотла и исчез.
Исчез я, слава богу, не окончательно. Спящий красавец очухался
отнюдь не в хрустальном гробу, а возле параши. То есть, куда бы
не летал мой маленький гном, физтелом я прочно обосновался в
камере отстойника. Оставалось загадкой, сколько проторчал здесь
на маленьком сухом выступе стены - таймер-то давно накрылся.
А потом послышался писк, немного смахивающий на тот, что у
котят. Экраны приборов отказывались показывать кино, но
окостеневшим пальцем я все-таки поймал спусковой крючок
гранатомета. Гадать долго не пришлось. Показался сам он -
малолетка, по мягким светлым покровам заметно, что недавно
вылупился. При всех отталкивающих чертах было в нем что-то
неуловимо-симпатичное. А может, и вполне уловимое. Никаких
свисающих соплей, брызжущих слюней. Тонкие жесткие крылышки
цвета дымчатого стекла, тельце - как несколько выложенных в
ряд коньячных бутылок, четкая маковка или, прямо скажем, голова,
похожая на шлем мотоциклиста. Правда, время от времени нижняя
губа раскладывалась в длину, хватала что-нибудь, мяла-жевала, но
вскоре отпускала. Мы с малолеткой настороженно, однако, без
предубежденности пялились друг на друга, животное и человек.
Рожденный ползать и рожденный летать, или наоборот. Его
внимательная нижняя губа прикоснулась к моему башмаку и как бы
через него послушала меня. Несмотря на то, что палец я держал,
где положено, тревога так и не ощутилась. Хотя не исключено
было, что мой некогда внимательный организм стал бесчувственной
колодой. А потом "слушания" закончились, и мы разошлись.
Детеныш прыгнул мимо меня и затерялся в сумерках этой огромной
уборной. Экраны измерителей, локаторов и тепловизоров так и не
откликнулись на нового знакомого, он не отражал, не излучал. И я
снова задремал, может быть, от радости, что не зря взорвался
там, наверху, малыш-то все-таки похож на меня!
По скручивающейся спирали вдоль длиннющего тела к голове вязко
тянется волна. Я в канализационной трубе, пейзаж знаком до боли.
Но нынче изощренный взгляд мой подобен спиральке и даже
пульсирующей воронке. Она забирается за один угол, другой,
третий. Все, что должно встретиться, вертясь выплывает из ее
глубины и, поровнявшись со мной, начинает разлетаться, как
ракеты. Осуществилась, наконец, вековая мечта ночного прохожего:
знать, что тебя ожидает за следующим поворотом, и что осталось
отдыхать за предыдущим. Вот показался маленький, но вредный,
который хочет выдуть солнышко; до него сто витков, не меньше.
Пора, я делаю резкий вдох, жидкая сила несется от головы к
хвосту, в такт с потоком воронка сокращается, и тот, кто мне
пока не по душе, притягивается к моему носу в виде пузырька.
Волна, тяжелея, катится ко рту, легкое сдавливание, и злыдень
лопается, брызгая, как ягодка. Визг тоже разлетается, не успев
расцвести. И вот я продолжаю делать "прыг-прыг", очень
легко скачется, словно меня подхватывают вихрики, щекотно
носящиеся по животу.
Натыкаюсь на совершенно безобидный притопленный и вполне
законный труп незнакомца, разинувшего навсегда ножи челюстей.
Будем считать, что он сам себя убил, осознав, что так дальше
жить нельзя.
И вот старая добрая мусорная камера, начало и конец начал. Видны
следы пыток, тут не только веревочка моя стала атомарной, вместо
параши лишь тень на оплавленной стене. Как выбираться пока не
понятно, но впечатление обуревает, что многое могу, словно член
победившей партии. Поймал такт трепыханий воронки. Выдох,
тяжелая кровь отжимается по правилу винта от кожицы к середке,
становится горячей, плывущие стены подаются вслед за ней и
прилипают к пальцам. На вдохе жидкость продавливается от середки
к животу и легчает, стена старается удалиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36