И как серфингист,
оседлав волну, должно быть, ту самую сверхдлинную, проскочил
сквозь боль, ослепление и ворвался в темный погреб гадского
сознания. Увидел оттуда меня ненавидящим взглядом монстра, с
вывороченными наизнанку всеми клеточками - пеной на воде.
Навстречу ей шуровала свора разъяренных горящих точек. Прежде
чем вражеский погреб выкинул его вон, гном заставил гада сделать
втяжку, прокачать волну сжатия назад.
Шаровая молния прилипает к потолку, но тут же другие злые
огоньки делают заходы на меня. Я тикаю, участвую в настольном
беге и скачках через стулья, направления эвакуации особенно не
выбираю, оказываюсь в узком помещении типа кишка, какой-то
замусоренной подсобке. Прессинг продолжается, кишка начинает
светиться и исчезать в классическом синем пламени, причем с двух
сторон. Ну, думаю, нет причин для грусти, просто жизнь не
удалась, в следующий раз все наладится, а сейчас я с разбега
сигаю в этот свет и дальше по этапу в райскую зону. Красиво
скопытиться не запретишь! Но вижу, надо повременить, потому что
на глаза попадается скрепленный замком стальной люк
мусоропровода. Всаживаю гранату в него, едва резанули осколки по
щиту, бросаюсь на выход из надоевшей ситуации вниз головой.
Только успеваю крюком тросового механизма уцепиться за края
получившейся дыры.
Мусора на дне было столько, чтоб погрузиться по талию. Идеальное
гнездо птеродактиля, где вы, учитель зоологии и дети с
экскурсией? То, что отбросы сухие, несколько меня смутило, а
потом обстановка прояснилась - трусливые люди давно
зацементировали мусорную камеру снаружи. Стрелять в стенку не
стоит, меня разнесет в первую очередь. А наверху вот-вот друзья
примутся мутить своими пятками огненную воду. Я стал рыть, я рыл
дерьмо носом, добираясь до решетки, через которую стекает жидкая
дрянь. Вот, наконец, я одолеваю мусор; железяка в моих
руках-клешнях, выдергиваю секцию. Вверху становится чересчур
солнечно, поскорее отбросив гордость и тому подобное фуфло,
соскальзываю вниз, как рыбка в ведро рыбака.
Там проходило отнюдь не высохшее, а вполне полноводное русло
канализации, я начал купаться в ливневых, фекальных стоках и
прочих отходах от доходов. Где обязаны барахтаться и ловить
полный кайф всякие Пентастоматида, Тардиграда, Леписматида и
прочие гады с красивыми женскими именами, пресмыкаюсь и
членистоножествую теперь я, вернее, бреду на сильно согнутых.
Снизу хлюпает, сверху капает. Настроение такое, будто
действительно в чем-то виноват. Вроде был подготовлен, хоть
песню пой: "Если завтра война...", а получилось как
всегда.
Делать нечего, полевые измерители предупредят в самый последний
момент, что меня вот-вот должны поджарить и схавать, а пока
можно побалдеть в полной прострации. Психика ведь, если ей не
мешать, сама себя защитит. Я уже посторонним, не очень
заинтересованным слушателем внимал чьим-то тяжко чавкающим
ногам, что однажды и вовсе застряли в гуще отстойника. А когда
стало совсем скучно, я провалился в уже знакомый пищеварительный
туман, который на этот раз даже разнообразил впечатления. Тем
более, не стал я задерживаться подле таких малоприятных
товарищей, как пиявки да поганки, итти их налево. Как стайка
пузырьков, поднимался верх с той разноцветной трухой, что
сочилась в небо из грибочков. Напряжения гуляли во всех
направлениях, но я их осмысленно не использовал, потому что не
чувствовал собственного тела, только понимал: посмотрись сейчас
в зеркало - ахнешь. Стал вслушиваться для затравки в свое
дыхание, как писатель Тургенев в песни пьяных мужиков. И вот уже
разобрался, движется моя жизнь, кружит бурунами и водоворотами
меж полюсов. Вместе с ее потоком окунулся в первый сгусток, он
же вихрь, он же шар возможностей, закрученный полюсами строгости
и милости. Как ни забавно, но это руки. Те, что хватают, и те,
что отталкивают; которые несут и которые бросают; руки,
передергивающие блатные аккорды и выколачивающие Шопена из
пианино; жмущие гашетку пулемета и высекающие девушку с веслом;
хватающие даму за мясное и выводящие на розовой бумажке про
испытывание тонкого чувства. А потом я ухватился за комок ног:
идущих перед, вбок, вдаль, вблизь, интеллигентно плетущихся и
по-солдатски бодро марширующих.
Наконец, оценил я колыхания и трепетания среды; те, что несут
образы неподвижного и образы бегущего; подобия целого и подобия
частного; пульсы внешней жизни вещей и пульсы внутренней. Вот
теперь я такой, что мне можно позавидовать - пучок
неиспользованных способностей, причем известно каких.
Находясь в обществе пестрой искрящейся трухи, выпущенной
грибами, я пробовал ее на вкус. Я набрался то ли мыслей, то ли
образов, которые значили для меня вначале не больше, чем
агентурные шифровки Центру. Но я их разоблачил.
Вся эта символика стала как голенькая. Можно, конечно,
рассуждать о стяжках субэлектронных волн и строить уравнения
вихревых полей, но таким заходам я не обучен. Мне лучше по
рабоче-крестьянски.
Вампиры-колхозники вымачивают приличных людей в пищеварительном
соке, чтобы те отдавали наступательную свою энергию. Кто не
хочет отдавать, тому клином по башке. Тут уж второй эшелон
паразитов подключается. Гадов, собственно, не энергия
интересует, своей хватает, а ценные сведения. Из компота и
компоста, оставшихся после бурной деятельности пиявок, грибы
делают выжимки и передают своему начальству. Такой дорожкой
прошли достижения Файнберга, Веселкина и прочих разумников, да
попали к тому, кто с их помощью готовит траектории самых поганых
изменений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36