Как же ты не почувствовал, док, какие на тебя
любители здесь найдутся?
2.
Несколько дней жил под впечатлением. Менты не доставали, только
пару раз к ним сходил. Даже наган отдали в пакетике, а я им
взамен конфет подарил. Я все газеты изучал, торопился к открытию
киоска, так же, как морячок, всплывший из подводного плавания, в
ресторан. Хотел узнать, чиркнули ли где-нибудь про колпак или
смертельные клинья. Но вместо того, чтоб об этом страдать,
газетки давились разным фуфлом. "Консервные" листки, то
есть консервативные издания вызывали сладкий зуд своими ужасами
и катастрофами, заговорами и заклинаниями, поэмами про колдунов
Абрамычей и святителей с безупречными фамилиями. А
"каловые" газеты - те, что от радикалов кормятся
- радовали меня расхристанными дамочками, которые у них по
всем страничкам снуют, бегающими по морям-волнам яхтами,
красивыми зубами, смачно кусающими пеструю яркую жвачку, да
инструкциями по изготовлению сотен тысяч и миллионов за
месяц-другой. Потратился я на бумажную продукцию, хотя привык
денег зря не расходовать - все на коньяк и водку - а что
узнал в итоге? Что все землетрясения от греховодниц в кружевных
панталонах. Что с затеями да идеями нынче не миллион сколотишь,
а попадешь в плотные слои руководящих "консервов",
таких, как Дуев, где высохнешь и упадешь в кучу мусора пожухлым
листиком.
Следующее дежурство ничем особенным от предыдущего не
отличалось, за исключением того, что обошлось без людских
потерь. Я револьвер перед собой положил, все дрессировался,
цапая его и наводя на лампочки. Боеготовность росла, мишеней
хватало и, должно быть, не только у меня. Этим вечером целая
кодла коптела, как я выведал, над жидкостными МГД-генераторами.
Я, конечно, донимал эмгэдэшников своими звоночками, все ли еще
живы-здоровы? Они мне отвечали, скрипя челюстями, как мелкому
надоеде, вроде комара: а ваше здоровье? животик не болит, в
попке не свербит? Кстати, такое поведение было вполне оправдано.
Они не знали, что случилось с Файнбергом. Сочным рассказом я мог
бы сделать их грустнее, но Белорыбов решил иначе, и мой пахан в
бюро с ним согласился. Застрессованную же Нину послали колотить
по клавишам в какую-то особую комнатку и в час дня неумолимо
спроваживали домой. При неизбежной встрече со мной на вахте она
словно слышала "хенде хох" и, взметнув пропуск, сразу
шарахалась вперед. Кажется, капитан Белорыбов ей что-то напел
про меня невдохновляющее. А я бы, между прочим, пообщался бы с
ней бед-на-бед, конечно, по истечении траура. Правда, в отличие
от доктора Файнберга, я вряд ли способен пробудить какие-либо
радужные надежды или мечты о светлом будущем. Стороннему
наблюдателю с первого взгляда на меня бросается в глаза, что я
не стану богатым, умным и красивым даже при хорошей рекламе и
поддержке прессы. Именно поэтому красавицы бегут от меня, как от
зверя. А впрочем, посади рядом со мной любого эрудита-лауреата и
пусти нас играть. Например, кто больше слов назовет из трех
букв. Я себя аутсайдером в этом деле не считаю. Могу еще в
"балду" и в "города" посражаться. Я в конце
армейской службы, когда напряженка уже отошла в былое и думы,
все изучал толковый словарь и географический атлас. Другая
литература в ротной канцелярии не водилась.
В срок со второго на третье дежурство я преодолел путь от
человека прямоходящего, он же хомо эректус (извините за
выражение), до человека почти-разумного. Даже стал мучительно
думать. Чтоб поменьше мучиться, делал себе местную анестезию в
виде стаканчика столичной. В результате такое умозаключение
получилось. Раз Файнберг, гражданин с прибабахом и приветом, тем
не менее стал нужен кому-то в совершенно молчаливом виде, значит
был намного глубже, чем всем казалось. Выходит, и в его лепете
блистали умственные перлы, которые один Гаврилов третьим глазом
смутно различал. Может, док рассекретил кого-то, кто должен был
явиться в конце траектории изменения, вдруг эволюционная машина
разоблачила некоего грядущего жлоба? И колпак был не случаен, не
за мной он приглядывал, а охотился за Файнбергом. Однако связь
между колпаком и основной уликой - крысиным дерьмом - не
прощупывалась. Это и довело меня в итоге до тяжелого
расстройства желудка. Ведь для стимуляции работы мозга пришлось
налегать на сахар, содержащийся в домашних наливках и заводских
портвейнах. Поэтому на третьем дежурстве, успокоив душу и тело
фталазолом, делал я безыдейные наброски к рекламным роликам.
В квартиру Наташи Ростовой из ста комнат входят друг за другом
Иван Грозный, Петр Великий, Лев Толстой и еще какой-то джигит с
конем. Через девять месяцев у Наташи родится сынок. Знаменитый
вопрос: кто виноват? В виде ответа на диване одной из ста комнат
лежит без сапог счастливый отец Лев Толстой. Вот единственный из
посетителей девичьей светелки, кто бежал на улице от пирожков
государственного жиртреста "Мясо-Сила", зато умял пирог
с капустой торгового дома "Зеленые братья". Дурь,
конечно, но есть в ней и внушение, и контрпропаганда.
Интеллигент настигает в чистом поле Буденного, Семен Михайлович
с удивлением оборачивается и, крякнув, разрубает догоняющего
очкарика от головы до седла. "Я ж хотел быть ближе к
народу", - говорит пострадавший и делится на две
половинки. "Ты бы, мать твою, какой-нибудь знак подал",
- огорчается честный рубака. Хотите на место интеллигента?
Если нет, то быть ближе к народу вам позволит чеснок торгового
дома "Зеленые братья"! Его запах говорит о вашем
присутствии и духовном родстве на расстоянии до двадцати метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36