Пора ей, пора переходить от теории-то к практике. Так, пребывая в прекрасном настроении, шла себе Елизавета Федоровна по дому фон Грозена, тихо радовалась внутренне и предавалась мечтам, однако же, ступив на мрамор лестницы, она вдруг остановилась, шибко загрустила и привалилась к перилам. Черт знает что… Один из близнецов был посвящен. Причем в такой степени, что Елизавете Федоровне сразу захотелось быть добрейшей, смирной, ласково улыбающейся старушкой. Тише воды, ниже травы. А то можно запросто сыграть в ящик. Причем этот чертов близнец этого даже не заметит…
— О боги, за что? — Елизавета Федоровна достала карвалол, сбросила стесняющий дыханье капюшон и приступила к массажу сердечной мышцы, а в это время послышались шаги, и в зал впорхнула Лена Тихомирова:
— А, ба, ты уже здесь? Ну здравствуй, здравствуй. Что-то на тебе лица нет.
Она была не одна, в сопровождении Папаши Мильха.
— Да, мадам, вы выглядите усталой, — ловко, с чисто арийской непринужденностью, он, улыбаясь, встрял в разговор. — Может быть, валидолу? А лучше всего тяпнуть. Русской водочки. Граммчиков эдак двести пятдесят под винегретик и пельмешки. Не составите компанию? Там за углом есть приличная гаштетная. Кстати, разрешите представиться: Мильх. Штурмбанфюрер. И Магистр. Друзья зовут меня Амадей.
Господи, Папу Мильха звали как папу Моцарта!
— Я вообще-то вегетарианка, Амадей, — отчего-то Елизавета Федоровна зарделась как маков цвет, а в вестибюле снова послышались шаги, и появилась Воронцова со Свами Бхактиведантой. Третьего дня к нему явился будда Вайрочана, верхом на генерале обезьян Ханумане, и повелел сопровождать любимую ученицу на ее нелегком, но трижды праведном пути. Как ему откажешь? Тем более дело уж больно ответственное.
— Ну что, исчадие ада? Плохо тебе? — с ходу начал серьезный разговор Свами Бхактиведанта, грозно приближаясь к Елизавете Федоровне, и улыбнулся с суровостью Рамы. — Предупреждаю, будет еще хуже.
— Отвали, баклажан, — парировала та и, облив Бхактиведанту змеиным ядом презрения, бросила пламенный, полный укоризны взгляд на Воронцову. — Вот, значит, ты как, дочка? Как в гражданскую? Пошла на мать, чертова дочь? Вот я тебя!
Однако эта была лишь хорошая мина при плохой игре. Елизавета Федоровна понимала, что карта ее увы бита. Угробить близнецов ей сегодня не удастся. А следующая пятница тринадцатого при солнечном затмении и крестообразном положении планет будет только через три тысячи лет четыре месяца и двенадцать дней. Кроме всего прочего священный камень наверняка уже приберут к тому времени. Ишь какая рожа у этого индуса…
— Ладно, дочка, еще поговорим, — процедила в раздражении Елизавета Федоровна, с ловкостью спецназовца швырнула ритуальный нож, так что он на полклинка вонзился в подоконник, и вызывающей походкой от бедра элегантно подгребла к Папе Мильху. — Кто-то что-то здесь говорил насчет гаштетной и водки? Или мне это только показалось, а, Амадей?
Общество Свами Бхактиведанты, при виде коего сразу вспоминался вкус индийсокй кухни, Папе было отвратительно, а потому он подставил друидессе локоть и учтиво повел ее угощаться винегретом, пельменями и паленой сорокоградусной. Все лучше, чем горох, вареный с манкой, помидорами и огурцами.
А Свами Бхактиведанта межту тем прислушался, сделал стойку и, страшно обрадовавшись, поманил Воронцову наверх:
— Пойдем же, дочь моя. Тот, кто добудет священный камень, уже там. И не один.
— Здравствуй, мама, — ласково сказала Лена и, не сдерживаясь, поцеловала Воронцову. — Я так рада видеть тебя. Ты не находишь, что с бабулей вышло как-то неловко? Мне кажется, она обиделась.
В душе Лена радовалась, что гражданская война, даже не начинаясь, превратилась в фарс.
— В тебе слишком силен голос крови, о трижды дочь моей любимой дочери, — Свами Бхактиведанта подскользнулся на ступеньке, схватился за перила и качнул головой. — Ты так эмоциональна, так чувствительна, так непосредственна.
Всю правду-матку сказал, гуру как-никак.
Только Лена оказалась на чердаке, как тишину прорезал ее громкий, так что наверное пес на крыше вздрогнул, крик:
— Господи! Ребята!
И тут же, невзирая ни на что — ни на омраченность Андрона, ни на просветленность Тима, — она бросилась им на шею, не постеснялась пустить слезу, говорить много, громко, искренне и невпопад. Вот уж была-то чувствительна, эмоциональна, непосредственна… Только недолго.
— Тебе надо бы заняться тантрой, о любимая дочь трижды моей дочери, — посоветовал ей Свами Бхактиведанта, мягко отстранил от братьев и сделал неуловимое движение тазом. — И больше практиковать собачью позицию. Она научит тебя сдержанности. — Потом он как-то подобрался, расправил плечи, как крылья и веско, с многозначительной торжественностью, в упор воззрился на Тима. — Настал твой звездный час, о сын мой. Достань же скорее камень и передай его мне.
А поймав недоуменный взгляд того, снисходительно улыбнулся, низко поклонился и показал куда-то наверх.
— Не стоит беспокоиться, о сын мой. Все трижды согласовано.
Звук его голоса был убедителен как шум прибоя, гроход камнепада и рокотанье грома. Сразу преисполнившись доверия, Тим на цыпочках подошел к стене, осторожно тронул ее кончиками чутких пальцев. И сразу же раздался тихий звон, будто в хрустальный бокал уронили льдинку. Таинственный и мелодичный.
— О, боги, свершилось! — Свами Бхактиведанта побледнел, сосредоточился, прерывисто вздохнул и направился к открывшемуся тайнику, а в это время послышались шаги, и в дверном проеме обозначилась фигура — мощная, плечистая. С горделиво посаженной головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149