— Не вздумайте опоздать, Лапин!
Снова понюхал руку, сплюнул и забрался в машину.
— Чтоб тебя… Чтоб тебе… С твоим подполковником Павловым… — Андрон с ненавистью глянул ему вслед, закурил и, дабы задавить неприятности в корне, отправился звонить майору Семенову — дяденька главный проктолог, скажи своим пидорастам, чтобы не цеплялись.
Однако же майора ни дома, ни на службе не оказалось, а вызванный на линию капитан свет Сотников негромко и с падающей интонацией довел:
— В командировке он, Андрюха, в командировке. Вернется не скоро.
Вот так же тихо и с такой же жуткой интонацией в свое время сообщали: он в Испании. Но пасаран. Однако времена меняются, и нелегкая, как видно, занесла Семенова в дружественный нам Афганистан. Действительно вернется не скоро. Можно и вообще… Так что пришлось Андрону в одиночку разбираться с товарищами из ОБХСС.
— Эх, Лапин, Лапин, — сказал ему на следующий день подполковник Павлов, и в голосе его прорезалась булатная сталь. — Вы жестоко разочаровали нас, Лапин. Можно сказать, огорчили. Год уже с гаком, как вы наш человек, Лапин, и надо же — ни одного сигнала. Такая чудовищная, прямо-таки преступная пассивность. С кем вы, Лапин?
Ну да, как в том анекдоте, ты за белых или за красных?
— Да я, ваше превосходительство, свой, буржуинский, — умильно отвечал ему Андрон, преданно смотрел в глаза и глуповато, заискивающе улыбался. Однако ничего не помогло.
— Пишите, — грозно приказал ему Павлов и вытащил из сейфа четвертушку бумаги. — Я, такой-то такой-то, проживающий там-то, обязуюсь никому не разглашать информацию о своем сотрудничестве с органами ОБХСС. Предупрежден, что в случае нарушения подписки буду привлечен к уголовной ответственности как за разглашение государственной тайны. Дата, подпись. Вот здесь, — крепким обкусанным ногтем он прочертил гиперболу на бумаге и глянул на Андрона как учитель на школяра, выпороть которого нельзя, а ставить в угол бесполезно. Впрочем, если в какой-нибудь медвежий… Куда-нибудь на Колыму…
Хорст (1980)
Все как-то не заладилось с самого начала. Едва прибыв в Рио, один из подручных Ганса Мориц жестоко отравился — то ли переел фейжоады, то ли перепил каапириньи. Пришлось срочно промывать ему желудок, затем мозги, проводить курс очистительных клизм и сажать на специальную диету. Потом неподалеку от Росиньи, центральной городской фавелы, Макса, другого помощника Ганса, попробовал на зуб какой-то невоспитанный пес. Пришлось отправлять кабсдоха на небо, крупно разговаривать с хозяевами и экстренно вакцинироваться от возможного бешенства. Каково? Однако это было лишь начало. Уже в Манаусе, столице Амазонии, какие-то безнравственные молодые люди устроили сюрприз — решили взять в заложницы купающуюся Воронцову. Ох, молодо, молодо, хоть и черно рожами, но все одно — зелено. Пришлось срочно отправлять молодых людей к бешеному псу, подбирать отстрелянные гильзы и энергично уносить ноги. Естественно не осталось ни следов, ни отпечатков, ни улик, а вот горький осадок в душе…
По идее надо было бы внять знамениям небес и немедленно вернуться в Рио. Влезть на Корковадо, понежиться на Копакабане и Ипанаме, нажраться вволю мяса в чурраскириях и благополучно отбыть. Какое там! Хорст уперся, закусил удила — не привык отступать. А кроме того он ведь приехал в Бразилию — райский уголок, где прошла его юность. Без малого десять лет… Девственные джунгли, кишащие смертоносными красно-черно-желтыми семафорными змеями, очкастыми полосатохвостыми коати, чуть живыми заторможенными ленивцами, свирепыми стремительными ягуарами и бесподобными на вкус юрками пекари, притягивали его к себе как магнит. А еще ему хотелось увидеться с учителем. Как он там, старый добрый Курт? Судя по агентурной информации, неплохо — получил генерала, уж лет пять как начальник лагеря. Как хочется взглянуть ему в глаза, крепко пожать верную, все еще сильную руку, шепотом сказать большое, идущее из самой глубины души спасибо. За все. В общем вперед, только вперед, древние индейские сокровища ждут смелых!
Кстати о сокровищах. Месяца три тому назад Ганс как всегда позвонил в Боливию — поздравить своего бывшего шефа с днем ангела. Пожелать от всего сердца крепкого арийского здоровья, истинной немецкой пунктуальности и твердого нордического характера. Мюллер как обычно был тронут до слез.
— Спасибо, дружище, — с чувством сказал он, резко кашлянул, одолевая спазм, и сухо спросил: — Ты как, все еще работаешь с этим?
Хорста он не любил за молодость, но уважал за деловые качества.
— Да, с этим, — ответил Ганс не без гордости, и голос его стал официальным. — С обергруппенфюрером фон Левенхерцем.
— Как, уже обергруппенфюрер? — здорово удивился Мюллер и снова кашлянул, одолевая спазм. — М-да, кажется, скоро мы все будем кричать: «Хайль Левенхерц!» Ладно, ладно, дружище, я пошутил. Все пока остается в силе. Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер, — сразу отозвался Ганс, внутренне подобрался и постарался отойти от щекотливой темы. — А как ваша левая, застуженная под Краковом, почка? Беспокоит?
Тема была действительно щекотливой — все знали, что здоровье фюрера в последнее время сильно пошатнулось — он сбрил усы, замкнулся в себе и все порывался наверх, во льды, беседовать по душам с пингвинами. Причем по поводу и без повода хватался за кавказский кинжал с дарственной надписью золотом: «Другу Адольфу от большого друга Иосифа». Говорят, уже успел пырнуть кого-то…
Да, тема была действительно щекотлива, и Мюллер продолжать ее не стал.
— Вечно вы путаете сено с соломой, дружище, — покладисто сказал он и фыркнул незлобиво в трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149