Я просто старый больной араб. Иль хамдуль илла!
— Ну как знаешь, мусульманин, — Хорст глянул на часы и сделал знак Гансу. — Приступайте.
Время разговоров закончилось, началось время действий. Решительных и безоговорочных. Ганс был профи и не привык, чтобы ему повторяли дважды — опрокинув смуглолицего на пол, он прижал ему голову коленом, вытащил свой верный золинген и начал ампутацию уха. Не торопясь, с толком, с чувством, с расстановкой. В ответ — бешеные крики, кровь, судорожные телодвижения, но ни малейшего желания познакомить со Змееводом.
— Так, так, так, — Ганс нахмурился, отшвырнул хрящи и взялся за клиента со всей решительностью — с треском распорол ему штаны, сдернул до колен и приставил нож к его мужской гордости. — Ну, швайн, сейчас будет как с ухом.
Страшно закричал араб, фыркнула с презрением Воронцова, Хорст велел включить еще фонарь. Подошел, вгляделся, выругался — ну и ну. Тот еще правоверный, необрезанный. С татуировкой в виде кобры, трижды опоясывающей талию и заползающей в ложбинку между смуглыми поджарыми ягодицами. Не мусульманин вовсе… И вроде бы не совсем дурак.
— Ладно, ладно, хорошо, — сразу согласился тот, с ненавистью застонал от безысходной злобы, а будучи отпущен, встал, подтянул штаны и медленно, как сомнабула, с руганью подошел к надгробью. — Ослиный член, бога душу мать…
Бережно потрогал кастрированное ухо, выругался снова, воззрился на ладонь, помянул аллаха, Магомета и всех ангелов, вытер окровавленную руку о штаны и надавил ажурную резную розу на гробнице.
— Черт с вами…
Глухо щелкнула секретная пружина, заработал тайный механизм, и мраморная глыба с гулом отошла, открывая вход в чернеющую неизвестность — туда вела узкая каменная лестница. Из бездонного прямоугольного провала повеяло запахом тысячелетий.
— Бьерк и Лассе — занять пост, остальные со мной, — Хорст повелительно повел фонарем, переложил его в левую руку и с силой ткнул стволом вальтера смуглокожего в тощую спину. — Калибр девять миллиметров. Специальная экспансивная пуля. Глаз — алмаз. Так что без глупостей.
Тот не отозвался, только выдохнул негромко — дома и стены помогают, а в темноте все кошки серы. Еще неизвестно, кто кому хребет переломает. Посмотрим…
— Ни черта не видно, все как в жопе…
Первым стал спускаться в ад серпентолог Пер, за ним юркий, как хорек, тяжеловооруженный Ноэль, следом пожаловали в преисподнюю Свартфлеккен, Бьеланд, плотно опекающий фальшивого араба Хорст, встрепанная Воронцова с парабеллумом наизготовку и испуганный Али с округлившимися глазами. Замыкал сошествие в недра Ганс, мрачный, невозмутимый, привыкший ко всему — с русским самозапальным огнеметом «Светлячок», дающим струю с температурой как на солнце. Двигались молча, не разговаривая, след в след, напряженно вслушиваясь в пульсирующую темноту.
Узкая, крутоопускающаяся лестница скоро закончилась, воздух сделался парным как в бане, и дорога пошла просторной галереей, проложенной судя по рисункам на стенах еще во времена достославных фараонов. Это была несомненно часть какого-то древнего захоронения наподобие Серапеума. Восковые, не выцветающие тысячелетиями краски поражали воображение: вот его Величество Царь Фараон Правогласный — грозный, исполинского роста, в двойной короне Повелителя Обоих Миров — Верхнего и Нижнего Египта, окруженный дрессированными львами и прирученными грифами, выступает на врага во главе свого победоносного войска. Вот, сопровождаемый ручными бабуинами, он ищет корень мандрагоры — символ счастья, жизни и врачебной магии. А вот он же с большими дрессированными котами охотится в дельте Нила на гусей, воплощающих собой поверженных врагов. А вот…
Однако досмотреть жизненные коллизии фараона не удалось. Послышался какой-то свист, и первопроходец Пер истошно вскрикнул, выронив фонарь, судорожно прижал к лицу ладони, сгорбился, всхлипнул и рухнул на колени. В световом конусе метнулась змея и глубоко вонзила зубы ему точно в сонную артерию. Это была африканская черношеяя кобра, полутораметровая гадина, плюющаяся ядом на расстоянии до семи футов.
— Тварь!
Выстрелом навскидку Ноэль размозжил ей голову, ногой отбросил извивающееся тело и стремглав кинулся к ужаленному товарищу, однако тому ничего уже не могло помочь — укус кобры в шею неотвратимо смертелен.
— Всем стоять! Ганс, вперед!
Хорст, мигом разобравшись в обстановке, замер, сильней уперся дулом вальтера в лопатку лже-араба, а темень впереди вдруг ожила, превратилась в свете фонарей в скопище гибких, неумолимо приближающихся тел — желтых, зеленых, коричневых, черных. Зашипело так, будто разом в таксопарке прокололи все колеса. Не удивительно — змеи шли стеной, валом, нескончаемым потоком, построившись по всем правилам военной науки. Впереди в роли лучников и пращников выступали плюющиеся гады, следом, словно легковооруженная пехота, выдвигались гадюки всех мастей — рогатые, ковровые, с капюшоном, основную же массу полчищ составляли кобры — египетские, черношеии, капские, среди которых были и элитные, королевские, державшиеся отдельно и с достоинством — кадрированным взводом. Как и полагается гвардейцам. Все эти гады пронзительно шипели, уверенно держали строй и двигались слаженно, как на параде. Шли в психическую.
Вот передние ряды встали в стойку, страшно разевая пасти, приготовились брызнуть ядом. Однако тут-то их движение и нарушилось — это Ганс выдвинулся вперед и с ухмылочкой пустил огненную струю. Да, много чего говорят про русских — и будто уровень жизни у них низкий, и дороги паршивые, и дамское белье фиолетового цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149