Не стал я спорить с Николаем, но в душе остался при своем мнении -
никакой Ганеш не черный, такой же, как и мы. Прав я или нет, покажет мой
будущий собственный опыт, хотя вроде бы и сомневаться тут не в чем.
В открытом настежь гараже горела лампа без абажура, освещая два ряда
солдатских коек, кованые сундуки и прикнопленный к стене лист с изобра-
жением зелено-золотого, красно-желтого, черноглазого бога. Посты военной
полиции установлены в домах всех дипломатов, живущих в городе, а не в
посольствах или торгпредствах, после того, как террористы убили замести-
теля премьера, хотя целились в премьера. Снаружи солдатам поставили буд-
ки, а под казарму отдали гаражи.
Перед двухэтажным домом и за ним лужайки ухоженных газонов с упругой
травой в обрамлении стриженых под изгородь кустарников и низких де-
ревьев, усыпанных красными цветами.
На первом этаже просторная столовая с пятиметровыми потолками. Во всю
длину стол человек на двенадцать-пятнадцать под нежно-голубой расшитой
синими птицами и цветами скатертью и уставленный сияющими, словно нике-
лированными, приборами и блюдами белого с синим сервиза.
Через небольшой холл - офис, или кабинет. Обстановка сугубо деловая -
два стола красного дерева, на одном из них пишущие машинки с русским и
латинским алфавитами, шкафы и полки с папками для бумаг, но главная дос-
топримечательность - кресло, кожаное, с широкими подлокотниками, плавно
изогнутой высокой спинкой, на колесиках, подпружиненное.
- Сядь, примерь, - с понимающей усмешкой предложил Николай. - Не ро-
бей, это твое место.
Я погрузился в объятия крахмально скрипнувшего кожей седалища.
- Чувствуешь себя белым человеком? - оскалился Николай. - То-то же.
Рядом с офисом - переговорная, небольшая комната с мягкими диванами и
журнальным столиком. На втором этаже квартира, похожей на первый этаж
планировки с двумя спальнями, столовой, еще одной пустой комнатой и бал-
коном, выходящим на задний дворик.
Мы совершили целую экскурсию по дому, сопровождаемые Николаем, Галей
и Колей, и вернулись в столовую, в торце которой за шторами скрывался
эркер, выступ-фонарь, половина застекленного восьмигранника. На низком
столике - виски, джин, водка, вино, рюмки, фужеры, ведерко со льдом, бу-
тылочки с содовой, кока-колой, соками, баночки с пивом, металлические
чашечки с жареными, подсоленными орешками, картофельной соломкой с пер-
чиком, сигареты "Мальборо".
- Не боишься? - кивнул я головой в сторону бутылок, намекая на полго-
да как вышедший указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом.
- Пусть боятся наши классовые враги, как говорил великий вождь миро-
вого пролетариата, - с кавказским акцентом ответил Николай. - А нам бо-
яться нечего, мы теперь пьем не , как раньше, на троих, а на двоих, что-
бы знать, кто донес.
Разумное желание остановить алкогольные реки ежедневных распитий, вы-
сушить винные озера банкетных застолий, снизить уровень пьяного океана,
в котором тонула страна, очень скоро превратили в очередную кампанию.
Вместо того чтобы жесткими административными мерами запретить пьянство
на работе, в служебное время, стали ретиво бороться с алкоголем вообще.
Они подумали, что мы брезгуем их угощением. Увольняли с работы, понижали
в должности, подняли цены, повырубали столетиями выращиваемые виноград-
ные лозы. Как всегда, никто не считал, где польза, где вред. "Как же я
попал в вытрезвитель?" - недоумевал герой анекдота. - "Я же честно отс-
тоял три часа в очереди, купил бутылку водки и выпил ее один, в темноте,
под одеялом, чтобы никто не заметил." - "Вот когда ты пошел за второй,"
- вразумили бедолагу, - "тут тебя голого на улице и взяли." До советских
колоний за рубежом волна гонений, судя по всему, еще не докатилась, хотя
алкоголь исключили из списка представительских продуктов.
- Знаешь, как называют очередь в винный магазин? - спросил я у Нико-
лая. - Петля Горбачева.
- Как же мы на родине жить-то будем, Галуня? - всерьез помрачнел Ни-
колай. - Было у советского человека единственное право врезать с устат-
ка, да и то отобрали.
- И правильно Михаил Сергеевич сделал, давно бы так, - убежденно ска-
зала Галя. - Хоть немного утихомирились, а то при прежнем торгпреде с
утра только до двенадцати дня работали, а потом все на ланчи с фирмами,
и пошел гудеж до глубокой ночи.
- В тропиках без дезинфекции не можно, - назидательно сказал Николай.
- Тебе, Галуня, как всегда, кампари с апельсиновым соком? Елене, как я
выяснил, джин с тоником? Ну, а мы по скотчу, виски со льдом?
- О,кей, сэр, - с удовольствием кивнул я.
- О,кей говорят, когда заканчивают беседу или хотят сменить тему раз-
говора, - заметил Николай. А мы только приблизились к вводной части.
- Ну, как там Москва, расскажите, - выжидающе спросила Галя. - Ой,
знали бы вы, как все надоело, как домой хочется, сил больше нет никаких.
Насчет того, что надоело, пожалуй, не встретишь за рубежом советской
семьи, которая на словах не рвалась бы обратно, но этому никогда не ве-
рится до конца, особенно, если толкуют об этом в Лондоне или на островах
Зеленого Мыса, где твердая валюта и круглый год курорт. Помню, в Алжире,
это, конечно, не Рио-де-Жанейро, я как приехал, попал на прощальный
ужин. Застолье, речи. И вот тот, которого провожали, попросил тишины и
обратился к другу с гитарой:
- Давай нашу, заветную.
- А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму... - запел
друг.
Песню подхватили, пели негромко, проникновенно с искренней слезой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108