- Перестройка, мать ее, называется. Вот сегодня же перестройкой и
займемся - дам указание деньги тратить на художественное оформление во-
рот - осенью высоких гостей ждем, заедут к нам из Индии...
Благодаря этому поручению я ближе сошелся с представителями "Совэкс-
портфильма", которые, узнав про мое неравнодушное отношение к кино, при-
няли меня как своего и пригласили на прием по случаю прибытия киноделе-
гации из Союза. Делегация состояла из трех человек - известного, если не
сказать знаменитого, режиссера, его супруги и чиновника из Госкино. Ре-
жиссер рассказывал о перестройке и о готовящемся съезде кинематографис-
тов. На приеме его окружили, в основном, посольские, из которых выделял-
ся рыжий громоздкий детина. Он вежливо, но как танк, втиснулся рядом со
мной, а потом и совсем оккупировал свободное пространство, загородив ре-
жиссера.
Я досадно хмыкнул и перешел к женской группе, в центре которой стояла
жена режиссера. С ней мы мгновенно нашли общий язык - я назвал несколько
имен из мира кино, она их, конечно, знала, и я их знал.
А через неделю совэкспортфильмовские позвонили и опять пригласили нас
на встречу по случаю отъезда киноделегации после круиза по стране. Поз-
вонили по просьбе жены режиссера. Круг гостей был невелик: киноделега-
ция, совэкспортфильм, мы и опять тот же рыжий и миниатюрной изысканной
супругой.
Разговор пошел о сумбуре перестройки, истинная цель которой скрыва-
лась в тумане общих фраз, за которыми вроде бы проглядывало солнце сво-
боды и благополучия. Гласность несла вседозволенность, и кинематографис-
ты первыми, почуяв свежий ветер перемен, захотели жить по-новому.
И сразу возникли проблемы.
Раньше "киношники" самой жизнью делились на тех, кто укладывается в
рамки официальной идеологии, и тех, кто выпадает из общего строя и вечно
шагает не в ногу. Кто из них кто - решали худсовет, госкино и цент-
ральный комитет. Теперь же каждый должен был решать сам, каким он был и
будет, и оценивать при этом своих собратьев по профессии.
Распахнутые двери, пусть еще не широко, но с достаточным просветом,
открывали доступ к запретным ранее темам. Это сладкое слово - свобода! -
наконец-то созрело, как райское яблоко, но его тут же тронул червь сом-
нения: а насколько та идея, та тема, тот сюжет, о котором мечталось
столько лет, действительно золотой пробы?
Об этом и говорил режиссер, поведав, что намерен экранизировать "Мас-
тера и Маргариту" Михаила Булгакова. Когда же настало время прощаться,
режиссер увел меня в другую комнату и подарил свою книгу, которую тут же
попросил спрятать, потому что вез ее в подарок послу, но, познакомившись
с ним, категорически отказался от этой идеи. Спрятать книгу я должен был
и от ражего посольского детины да и от совэкспорфильмовских - не дай
бог, послу донесут и он обидится. А обидевшись... Еще режиссер сказал,
что мы с Леной резко выделяемся, как белые вороны в черной стае загра-
наппарата, и от души пожелал нам не менять своего цвета и не дать себя
заклевать.
Тяжело жить не веря, не доверяя. Не верь начальнику, не верь соседям
по рабочим столам, не верь другу молодости и жене... а уж ражему из по-
сольства и подавно.
Лена, выслушав после приема мои рассуждения, сказала, что ражего зо-
вут Святослав, жену его - тоже Леной, что они за эти две встречи нашли
очень много общего в своих интересах и сговорились встретиться. Вот и
решай, вот и решайся...
А жара давала о себе знать уже не на шутку. Ощутимее всего, когда
температура воздуха ночью почти перестала отличаться от дневной: днем -
сорок, ночью - под тридцать. Поднялись пылевые бури. Солнце, как воспа-
ленный глаз, поднималось над душным городом и око его застилало пелена
взметенной до небес пыли.
Достаточно было пройти по улице несколько шагов, сесть, как в обжига-
ющую ванну, на сиденье авто и тут же по спине, вискам, подглазьям тек
пот. Входящий с улицы под прохладную сень торгпредства, обдуваемого мощ-
ными кондиционерами, был мокр и красен. Требовалось несколько минут,
чтобы глаза переставали блуждать и приобретали осмысленность.
С жарой изменилась не только температура воздуха - истощенные пролив-
ным потением, тяжело дышащие люди, коровы, вороны, деревья в мелкой ску-
кожившейся листве, чтобы не испарять драгоценную влагу, - все живое не-
живое раскалилось, живое стало полуживым и лениво-раздраженным. Высохли
реки, около уличных колонок скапливались очереди, на автострадах где-ни-
будь в тени появились большие, пузатые глиняные кувшины, чтобы путник
мог бесплатно утолить жажду. Мы, конечно, не пользовались общедоступными
жбанами, но наблюдали как останавливается автомобиль или телега, абори-
ген черпает воду жестяной банкой и, подняв ее на вытянутой руке и задер-
жав дыхание, подставляет открытый рот тонкой струе, как сверкающее свер-
ло уходящей в воронку горла. Мы находились в привилегированных условиях
по сравнению с местными, но всем было одинаково тяжело, когда вырубали
электричество в целых районах. Не было воды в реках, не крутились турби-
ны, экономили электроэнергию, которая вращала лопасти вентиляторов, гна-
ла фреон в холодильниках и прохладу из кондиционеров. В городке совколо-
нии в такие минуты автоматически включалась дизельная станция, живущим
же в городе приходилось зажигать свечи, распахивать окна и двери и исте-
кать в кажущемся бесконечным ожидании.
Среди жестокой жары настоящим просветом оказались встречи со Святос-
лавом и Леной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108