Об Иване. Он хотел до конца выяснить ситуацию. В этом, по крайней мере, он убедил самого себя. Может быть, дело в том, что он просто не решался выстрелить сразу, оттягивал развязку, хотя и знал, что ее не удастся избежать. Около Ивана должен остаться кто-то один. Или он, или она. У Крестного не было сомнений, что это будет именно он.
– Извините, – сказал он, – вы – Надежда? Иван просил меня зайти к вам...
Едва он произнес имя Ивана, Надя сбросила цепочку и широко распахнула дверь. Последние слова он договаривал, уже видя ее полностью – невысокую, привлекательно полненькую, очень и очень аппетитную на его взгляд женщину. Она смотрела на него встревоженно и, в тоже время – с надеждой и ожиданием.
– Что с ним? – этот вопрос вырвался у Нади помимо ее воли, больше всего ее волновало сейчас только одно – жив Иван или нет?
– Да с ним пока все в порядке... – пробормотал Крестный. – Но есть один вопрос, который мы с вами должны обсудить...
– Мы с вами? – переспросила Надя. – А вы, собственно, кто?
– Он зовет меня Крестным... – фраза не прозвучала двусмысленно, поскольку Иван никогда при Наде не произносил имени Крестного.
Она восприняла это имя как обозначение родственных отношений, как имя нарицательное. На нее сразу пахнуло неизвестными ей семейными подробностями жизни Ивана, о которой он ей никогда не рассказывал, словно не было у него никогда никакой семьи. Это была тайна его личности, над которой, как сейчас показалось Наде, слегка приподнялась завеса неизвестности.
– Вы позволите мне пройти? – спросил Крестный, нарушая затянувшуюся паузу.
Надя повернулась и молча прошла в комнату, в которой еще совсем недавно лежала умирающая мать. Крестный понял это как приглашение последовать за ней. Мягкие кресла заменили стоявшую прежде посреди комнаты кровать матери, появился телевизор, книжные полки – типичная обстановка самой обычной гостиной.
– Мне Иван никогда не говорил о вас... – сказала Надя, когда Крестный тяжело опустился в кресло. – Сделать вам кофе?
– И правильно делал, что ничего не говорил. Он и не должен был говорить... Работа у нас с ним такая, что много говорить нельзя. Опасно... А кофе не нужно. Ну его к лешему, кофе этот. Возбуждает он. А куда уж мне старику возбуждаться! – Крестный щелкнул себя пальцем по брюкам между ног. – Даже если и подымется мой бездельник... Не справлюсь я с тобой, если даже и залезу на тебя...
Крестный досадливо махнул рукой. Надя резко выпрямилась в кресле. Ей на мгновение показалось, что разговор ушел куда-то далеко в сторону от того русла, что зовется здравым смыслом.
– Что вы сейчас сказали? – спросила она напряженно.
– Да ты никак обиделась? – с театральным удивлением спросил Крестный. – Ну, прости старика, пошутил неудачно. Прости.
– Так что у вас был за разговор об Иване? – Надю начал раздражать этот старик, пытающийся представить наглость непосредственностью. – Не пора ли начать его, вместо того, чтобы пошло шутить?
– Разве – пошло? – Крестный недоумевал очень наглядно. – Я правду сказал. Вот купить тебя у меня денег хватит. Может – попробуем? У тебя минет-то сколько стоит? Я думаю, ты умеешь минет-то делать? Практика-то у тебя, я думаю, неплохая была. Да и мамаша, наверное, кое-чему особенному научила?
– Что вам от меня, в конце концов, нужно? – Надя, хотя и злилась, была испугана разговорами этого явно сумасшедшего старика.
– Так, ведь, что обычно мужчине от проститутки нужно-то? На место ее поставить. А уж в какую позу – это на любителя.
– Я уже давно не работаю, – пробормотала Надя, не понимая, что происходит, что от нее нужно этому наглому старику.
– Так уж и давно! Несколько месяцев или целый год? Разве это давно? Я вот уже сколько на свете живу, а все – словно недавно родился. Все понять ее не могу – свою жизнь. А ты говоришь – не работаешь давно... Что ж за беда? Ты что ж, забыла, как это делается? Забыла как ноги раздвигать? Пошире или поуже?
– Я же сказала вам, что я не работаю, – уже сквозь зубы тихо прошипела Надя, раздраженная и самой ситуацией и тем, что она совершенно не понимает, что такое с нею происходит.
– Эх, милая! Я вот тоже не работаю. А почему? Меня цена не устраивает. Если цена хорошая, я согласен и поработать. Нет, нет, конечно, не так как ты. Кто ж на меня, старика, позарится? Я так, как ты, и не сумею даже. Да нас с тобой и сравнивать-то нельзя! У меня кожа дрябленькая, ножки сухенькие, стоячок мой заржавел давно, скрючился... А ты у нас вон какая гладенькая, так бы и съел глазами-то... Червяк мой на что уж ленивый – и тот в штанах зашевелился! Так может быть, поговорим о цене? Я цену хорошую предложу! Тебе, наверное, таких цен и не платили никогда...
– Пошел вон, урод! – не выдержала, наконец, Надя, вскочив с кресла.
– Ты, значит, не хочешь старику удовольствие доставить... Нехорошо это, нехорошо. А еще об Иване говорить с тобой собрался... Как нам с тобой говорить, если ты меня не понимаешь?
– Да! Да! Да! Не хочу! И я не понимаю, что вы от меня хотите!
Крестный поднялся с кресла, подошел к ней, морщинистыми пальцами дотронулся до ее щеки. Надя вздрогнула, но терпела, напуганная его странным поведением. Когда его рука соскользнула с ее лица и тяжело опустилась ей на грудь, больно сжав сосок, она резко оттолкнула его от себя. Крестный отшатнулся, зацепив ногой журнальный столик, но удержался на ногах, не упал.
Он расстегнул джинсы, вывалил свой бессильно висящий дряблый член, покачал его пальцем.
– Вот он, как ты думаешь, что от тебя хочет? Что, не знаешь? Эх ты, Надюха! А еще проституткой, говоришь, была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63