И он согласился - приглашение мне прислал, и деньги на билет.
Поехал я, терять нечего, номер мне дали, я расположился в нем, на балконе рисовать стал львов своих - балкон пачкать. День рисую - никто обо мне не вспомнил, второй рисую - голодно уже. Вдруг влетает вдруг ко мне в номер жених это шведский и орет по своему. Я ни слова не понимаю. Выслушал его, жестами объясняю: мол, пятый день сижу рисую, а ни крошки во рту. А если ты орешь, оттого, что я балкон тебе пачкаю, так я его тебе скипидаром ототру. Не пить же мне скипидар этот? А вот кофейку не плохо бы...
Он обомлел, остыл, вытащил из кармана деньги, сунул мне их и ушел. Деньги нормальные были. Мне даже на ресторан хватило, что при гостинице. Хотел погулять по городу, да сиротливо как-то одному - ничего не понимаю, все чужое, а пояснить некому, вернулся и снова дня три балкон красками пачкаю - картины пишу. А жарко уже - в трусах одних по номеру хожу. Вечер. Вдруг вновь врывается ко мне жених этот с джинсами потертыми и футболкой и этаким барахлом в нос мне тычет. Понюхал его я, согласился, что бельишко несвежее, постирать надобно, пока стиральную машину вырисовывал, он снова успокоился.
Прошло ещё несколько дней, ночь уже. Лежу в постели, пуль телевизионный тереблю - программы перед глазами мелькают - ничего не понятно, но действует усыпляюще. Вдруг кто-то в дверь дубасит. Открыл. Врывается ко мне в номер с воплями "Баста! Баста" наш парень в плавках, прямиком через комнату, на балкон и спрыгнул вниз. Благо второй этаж был. Тут я тоже со страху за ним и спрыгнул.
Побежали мы по городку. А там ночь уже часов в одиннадцать никого. Куда бежим - не понимаю. Остановил я его. Тут-то мы и познакомились. Он Анжелкиным любовником оказался. Не хотела она с ним расставаться, поскольку "страсть великая между ними была", вот и взяла его с собой. А меня лишь для прикрытия притащила, - если жених чего заподозрит, чтобы можно было сказать: "а... это художник приходил". Обидно, конечно, словно художник и не мужчина вовсе, но что ж поделаешь.
Холодно стало. Вернуться решили. С трудом гостиницу нашли, смотрим - в её номере окна погасли, возвращаться можно. А гостиница дешевая, без швейцара, дверь на код запирается, а код мы со страху и забыли. Ночь! Город! Камень кругом! Колотун! Мы обнялись с ним и завыли. Натурально. Как собаки воют, чтобы она проснулась и все поняла. Воя, мы хоть как-то разогрелись. Однако Анжелку не пробудили, зато сон мирных жителей потревожили. Не знали мы, что у них и собаки дисциплинированные, и никто у них в голос не воет. Переполох в округе начался. Но тайный - никто окон не открывал, никто на нас не ругался, а все в полицию звонили. Хоть бы, какой угрозой предупредили! А то, ничего не подозревающими, просто воющими и голенькими полицейские нас и застукали. За гомиков приняли. Но мы и не отказывались. Зачем нашу хохлушку-то подводить?.. Когда за нами её жених приехал, так и признались, что любовники и давно, - один без другого не может. Тут уже он взвыл. Он-то её, а не меня в порочной связи подозревал. В итоге купил нам обратные билеты и назад отправил, даже из всех моих картин только две взял. Но я фотографии своих картин в интерьерах его гостиниц успел сделать. И справку, заверяющую, что мои картины у него в частной коллекции находятся, с него содрал. А что? Без справки я бы не уехал. Он все, что хочешь, мне подписать был готов. Даже денег в карман перед самолетом уже сунул. Пятьсот марок. Вот на них выставку и устроил. Нет. Никому я таких раскруток не пожелаю! А он, этот шведский жених, чуть не плакал, когда с нами прощался. От счастья, наверное, что мы ему такие приключения устроили. У них там сенсорных ощущений нехватка.
Ну и денек! - Думала Виктория засыпая. - Не знаю как им там с сенсорными ощущениями, но у меня всякой чуши явно в переизбытке. Потом вспомнился Палтай так легко разрешивший конфликт между Королевством Таиланд и Вадимом. Она засмеялась. Так и заснула смеясь. Во сне Палтай ходил вокруг её дома и махал курящимися палочками благовоний. Он всегда так делал, когда она, испытывая, невесть отчего, накатывающие душевные беспокойства, переставала писать картины. Гора в окне обычно исчезала в такие дни. Успокаивался он лишь, когда она вновь подходила к мольберту, не обращала внимания на газеты, отмахивалась от сплетен Пинджо, посылала Сопу в Бангкок за кистями и красками, а про телевизор и вовсе забывала. Тогда он спокойно садился на краю скалы в позе Будды и, наблюдая в течение дня, перемены оттенков шелковисто голубой горы на горизонте, слагал стихи на своем мелодичном языке. Но особо он неистовствал, когда должен был приехать к Виктории её продюсер Вилмар. По сто восемь раз Палтай кружил вокруг дома, обволакивая его в дымное кольцо. Как он чувствовал, что должен приехать Вилмар - объяснить не мог. Но чувствовал. Поверить в то, что просвещенный и прошедший много практик в монастыре Палтай её ревновал, она не могла. Да и был он не совсем мужчина для нее. Наверное, просто охранял её от всевозможных неприятностей как мог, потому что просто любили они друг друга в принципе, душами, а не телами. Вот и теперь во сне её он кадил благовониями с особой серьезностью. А она спала посередине в гамаке. И легкий ветер с моря раскачивал ее...
ГЛАВА 38.
Мама! Проснись! Тут такое произошло! - Митя растолкал её прикорнувшую на диване после работы. - Ты себе и представить не можешь! Но и глазом не моргнул! Я не выдал себя! Я сдержался!
- Что? - она встрепенулась, встряхнула головой, - Ты знаешь, что нельзя резко будить спящих!
- Но мама! Я только что оттуда!
- Откуда?
- В общем, заказал нам один мен рекламный ролик о художнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131