– Ты уверена? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Да. – Она толкнула его. Кровать заскрипела. Мериамон чуть не расхохоталась, а это было бы ужасно.
Он обхватил ее длинными руками и затащил себе на грудь. И скалил зубы, как идиот.
Она начала смеяться. Нет, это было бы слишком серьезно сказано – она начала хихикать. Смеяться было вроде бы не над чем, и можно было смеяться надо всем. Их двое. И они в этом мире. Будущий город, полоска травы и песка между озером и морем.
Он откинулся назад, и она сверху. Кровать закачалась, но устояла. Добротная вещь. Она сидела на нем, улыбаясь так же дурацки, как он.
Косы ее свесились. Он схватил две.
– Ну, теперь ты моя, – сказал он.
– Нет еще, – ответила она. Платье ее неприлично задралось. Одна грудь выскочила из-за верхнего края. Мериамон почувствовала на ней его взгляд – и тишина.
Еще было время, и, наверное, пора было бежать. Если бы она могла. Он дрожал.
«Бедный мальчик», – подумала она и чуть не засмеялась. Конечно, он мальчик. И конечно, он знал, для чего существуют женщины, часто и охотно доказывал это. Ему надо учить ее, не дожидаясь, пока она ему разрешит.
Платье стесняло ее. Мериамон освободилась от него. Глаза у него были огромные.
– Ты что, – спросила она, – никогда раньше не видел женщины?
– Такой, как ты, – никогда, – ответил он. Голос его прозвучал слабо, но он внимательно рассматривал ее.
– Эллины, – нежно сказала она, – вы словами добьетесь чего угодно.
– Не всего, – ответил он. Нико сел, и она решила, что он хочет ее оставить; тогда он отбросил свой хитон.
Она знала и раньше. Была даже недалека от этого. Но все же это было не так. Это пугало. И веселило. Как будто сокол, пробуя крылья, устремляется к солнцу.
– Мериамон, – сказал он. Звал ее обратно.
– Еще раз, – сказала она.
Он удивленно поднял брови.
– Ты правильно назвал мое имя, – пояснила она, – дважды. Если ты скажешь его в третий раз, значит, ты потребовал меня.
– Это я и сделаю, – сказал он и коснулся кончика ее груди. Грудь вздрогнула и напряглась. – Мериамон, – сказал Николаос.
Это не было похоже на полет. Скорее на попытку летать. Неловко, иногда смешно. Было больно. Сначала очень. Она сжала зубы, но он заметил. Хотел подняться, но она обняла его, удерживая.
– Я слишком большой для тебя, – сказал он виновато.
Она прикусила язык. Только не смеяться!
– Больше, чем головка ребенка?
Он залился краской.
Прикушенный язык заболел.
– Не бойся, – сказала она, – смелей! Попытайся!
Благословенно мужество: он попытался. Было уже не так больно. Немного погодя было уже совсем не больно. Еще немного погодя ушло даже воспоминание о боли – осталось только наслаждение.

Часть IV
СИВА
28
Александр оставил строителей в Ракотисе, а с ними и персов, чтобы они вместе с местными жителями смотрели в изумлении, как между озером и морем вырастает нечто из кольев и натянутых веревок, приобретающее очертания города. Может быть, он и сам предпочел бы остаться и наблюдать, как растет город, но бог призвал его. Александр собрал своих друзей, несколько слуг, коней и решительно повернулся спиной к новорожденной Александрии.
И еще один человек, не бывший ни слугой, ни другом, ни голосом богов, заявил совершенно ясно, что он тоже поедет в Сиву.
– Я умею ездить верхом, – заявил Арридай. – И езжу лучше многих. И пешком я тоже могу идти. Я хочу увидеть бога среди песков.
– Я знаю, что ты умеешь ездить верхом, – сказал Александр терпеливо: он всегда был терпелив с Арридаем. – Но я хочу, чтобы ты остался здесь и помог строить город и позаботился о Перитасе. Мазас тоже остается, а ведь он лучший наездник во всей армии.
– После тебя, – сказал Арридай. Брови его сошлись на переносице. – Мазас может позаботиться о Перитасе. Я хочу в Сиву.
– И что ты будешь делать, когда попадешь туда? – спросил его брат.
– Увижу бога, – ответил Арридай. – Ты говорил, что мне не надо оставаться с Пармением. С Мазасом оставаться я тоже не хочу. Я хочу быть с тобой.
– Ты умеешь добиваться своего, – вздохнул Александр. – Может быть, тебе нужно было быть царем вместо меня.
Арридай сделал знак против злых сил.
– Не говори так, Александр. Ты же знаешь, это плохая примета.
– Я знаю, что тебе не понравится дорога, по которой мы собираемся идти. Если ты хоть раз пожалуешься, тебе придется сразу же вернуться назад. Обещаешь?
– Обещаю, – ответил Арридай торжественно, потом радостно осклабился, гикнул и побежал готовить своего коня.
– Надеюсь, я не доживу до того, чтобы пожалеть об этом, – сказал Александр.
– Пока ты еще не жалел, – заметил Гефестион. – К тому же у него плохо только с головой. На любом коне он держится, как репей, и вынослив, как старый солдат.
– Ко мне он тоже пристает, как репей, – вздохнул Александр. – Я не могу оставить его с Пармением, когда он так настаивает, что хочет идти со мной, а Мазас не годится ему в охранники. Если бы его можно было отправить назад в Македонию…
Гефестион из осторожности не ответил. Александр смотрел неприязненно.
– Нет, там бы он долго не протянул. Он же старший сын Филиппа, что бы там ни было у него с головой.
– Он не причинит хлопот. Он никогда их не причиняет.
– Конечно, нет, – ответил Александр. – О нем можно почти забыть, так, что ли?
Забыть нельзя, но Гефестион этого не сказал. Александр, как и его брат, пошел заняться лошадьми. У Гефестиона были свои дела, но он еще задержался на пустом поле, где прежде был лагерь, засыпая песком последние головешки костров.
Когда он поднял голову, то увидел египтянку и позади нее сына Лага. В них чувствовался хорошо знакомый ему свет. Он улыбнулся про себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119