Она делала это, честно и всецело, начиная с Сивы. И все же…
Откуда-то появилась Сехмет. Она заметно растолстела. Одним богам известно, как это она ухитрялась среди своих скитаний и охот. Она легко запрыгнула на постель Мериамон, свернулась посередине и тихонько заснула.
Мериамон сидела рядом на покрывале, поглаживая кошку. Та заурчала.
Филинна ждала. Мериамон встала. Размечталась, как девушка накануне свадьбы. Так оно почти и было. Она встряхнулась и отправилась в освежающую ванну.
Пир был так роскошен, как только можно было вообразить. Александр был великолепен в расшитом золотом хитоне, новом пурпурном плаще и венке из золотых дубовых листьев, почти терявшемся в его золотых волосах. Мериамон предпочла бы видеть его одетым и коронованным как фараон, но его лицо было уже обращено к востоку, он должен был думать и о своей армии. Они хотели видеть своего собственного царя. Египетским вельможам он, похоже, годился и в таком облике. Они не казались недовольными.
Сам праздник был настолько египетским, насколько можно было желать. Македонцы сносили это мужественно. Пить пиво их не заставляли, чему они были рады. Их мнение о египетском пиве было, мягко говоря, отрицательным. «Кот написал», – авторитетно заявил когда-то Нико, осушив два солидных кувшина.
Было и вино, вполне приличное. Были гуси, приготовленные дюжиной способов, утки, голуби и куропатки, мясо ягнят, коз, быков и газелей, огромные подносы с зеленью, фруктами и сырами, столько разновидностей хлеба, что греки не видали и во сне, бесчисленное множество соусов. Пировали под музыку и пение, среди танцоров, жонглеров и акробатов, скачущих и кувыркающихся среди столов.
Николаоса не было. Мериамон занимала ложе справа от царя, очень почетное и совершенно неприличное для женщины, даже для царственной египтянки; двое слуг прислуживали ей, и все смотрели на нее. Она улыбалась, отвечала на вопросы и ела, сколько могла. Это было немного. Как обычно. Выпила она больше, чем обычно. Вино было неплохое. Даже хорошее. Очень хорошее. Отличное.
Нико был занят. Утром часть людей должна быть готова отправиться в путь. Он собирался прийти до конца вечера, если не в зал, то в ее комнаты. Так он сказал утром, когда уходил, встав раньше, чем она, и убежал делать что-то непонятное. В нем чувствовалось скрытое возбуждение и ожидание. Неожиданности и большие тайны.
Что бы он ни задумал, она скоро узнает об этом. То, что беспокоило ее, было лишь робостью на краю перемен.
Он не ждал ее, когда она вернулась в свои комнаты. Сехмет снова была на постели, или все еще. Она подвинулась, чтобы дать место Мериамон, но поленилась сойти. Она только отошла немного, а потом снова устроилась возле бедра Мериамон.
Тело Мериамон было переполнено вином. Она с трудом сидела, пока Филинна умыла ее, очистила от красок ее лицо, заплела волосы в косу. Но ум ее был трезвым и острым. Она могла сосчитать каждый свой вздох. Она замечала медленное вращение звезд и первый блеск зари над горизонтом. Она чувствовала прикосновение каждого волоска Сехмет, когда гладила спящую кошку.
И сделала открытие, заставившее ее рассмеяться.
– Сехмет! Не может быть!
Кошка зевнула и прикрыла уши лапкой. Она и слышать не хотела об этом.
– Надеюсь, это был один из храмовых котов, – сказала Мериамон.
– Я думаю, это был царь портового квартала, – раздался голос Николаоса.
Мериамон вздрогнула. Она не слышала, как он подошел.
Он стоял босиком, с сандалиями в руках. Вид у него был очень довольный.
– Где ты был? – спросила она. Не сердито, нет. Конечно, нет. Просто с чувством.
– Я все-таки думаю, что это был большой кот из порта, – сказал Нико. – Он долго ухаживал за ней.
Едва ли ее можно винить за это. Она сдалась просто для того, чтобы он наконец заткнулся.
– Может быть, ей нравятся неотесанные, ухмыляющиеся, здоровые парни, – заметила Мериамон.
– Ты никогда не заставишь ее признаться в этом. – Нико поставил сандалии на обычное место и расстегнул пояс. Хитон на нем был простой и порядком потрепанный.
Свет лампы падал на его тело под удивительными углами – Нико помедлил с хитоном в одной руке, хмуро глядя на другую, покалеченную, разгибая пальцы. Они слушались плохо. Но он, казалось, уже давно не замечал этого. Он мог ездить верхом, мог нести щит. Он не мог играть на сиринге, но это и раньше не слишком хорошо у него получалось.
– Болит? – спросила она.
– Нет. – Голос его прозвучал рассеянно, но спокойно. – Изредка сводит… нет. Я снова ездил на Тифоне со скифским мундштуком. Ему это нравится. Думаю ездить так и дальше.
– А что говорит Александр?
– Александр думает, что я начинаю приобретать здравый смысл. Птолемей говорит, что у меня его никогда не было, с чего бы начинать теперь?
Она улыбнулась. Он ответил ей улыбкой. Точно, он хранил какую-то тайну.
Он принял ванну. От него пахло чистой кожей и душистым маслом. Волосы были влажные и завивались, высыхая.
Она потянулась к нему, но он просто растянулся рядом. Что бы он ни скрывал, это его просто распирало.
– Скажи мне, – попросила она.
Он широко раскрыл глаза, но изображал неведение плохо.
– Что сказать?
– Ты знаешь лучше меня.
Он прикусил губу, стараясь не рассмеяться. Она смерила его опытным взглядом врача.
– Я случайно знаю, – сказала она, – что если нажать здесь, – и она это сделала, – и здесь, – и это она сделала, – то ты взвоешь.
Он взвыл и наполовину выскочил из постели. Она обвила его руками и ногами и удержала.
– Скажи, – попросила она.
– Под пытками? – заявил он, возмущенный. Она вытянула свой длинный палец – он угрожал его самому чувствительному ребру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119