Плоть твоя вполне смертна. Ты еще можешь умереть.
Он посмотрел на нее ясными светлыми глазами, различая и ее, и ее тень, не боясь ни того, ни другого.
– Я знаю, – ответил он. – Я знаю, что я смертен.
– Нет, не знаешь.
Он потрогал повязки на своем плече. Ему было больно: губы сжаты, лицо восковое под румянцем злости.
– Вот напоминание.
– Ты ничего не слушаешь.
– Значит, я должен стать трусом, – вспылил он, – и бежать от стен Газы, поджав хвост?
– Газа ненавидит тебя. Даже камни обратились против тебя.
Александр ударил кулаком по ложу. Боль потрясла его: он задохнулся, но не мог позволить ей убедить себя.
– Какая ерунда!
– Вовсе нет.
Александр вскочил на ноги. Он стоял возле ложа, разъяренный, лицом к лицу с ней.
– Послушай меня, – сказал он. – Перед нами ворота в Египет. Газа – дом привратника. Если мы оставим в нем врага, то окажемся в ловушке. Мы должны взять Газу. Мы не можем допустить, чтобы она восстала против нас.
– Тогда возьми ее, – сказала она, – и дело сделано.
Она вывела его из равновесия.
– Ты же не даешь мне…
– Ты вполне можешь оставаться здесь. Твои военачальники сами в состоянии вести войну.
– Я должен быть там, – возразил он. – Я им нужен.
– Почему?
– Я царь.
– Ты нужен им живой и здоровый, способный управлять ими.
– Царь управляет с передовой.
– Он может также и умереть на передовой.
Александр неожиданно сел. Не только от слабости. Глаза его были почти черны, а настроение еще чернее.
Мериамон тихонько отошла. Она уже сказала все, что стоило сказать. Он был тем, кем был, – царь и Александр. К тому же, несмотря на всю свою блистательность, он был просто мальчишкой. Об этом многие забывали. Он стремился казаться моложе и меньше, чем был, казаться неуязвимым, но обманывал он только себя, вредил только себе.
Она вспомнила бога из ужасного и прекрасного представления. Было довольно странно потом разговаривать с человеком, который носил его маску, и обнаружить, что он и не молод, и не безумен: стареющий мужчина с тихим голосом и робкой улыбкой. Сначала она подумала тогда, что он похож на нее и что через него говорят боги. Но в нем не было ни крошки божественного.
Александр был больше, чем голос. Бог, владевший Фетталосом, – Дионис, повелитель Азии, – был и в царе, был как бы частью царя. Но даже Дионис имел смертную оболочку, был рожден смертной женщиной. Его безумие было божественным безумием, но он имел оболочку смертной плоти и страдал от недомоганий смертного.
Александру никогда раньше не приходилось думать об этом. Он знал битвы и кровавое лицо смерти. Он пролил достаточно и собственной крови. Но то, что он смертен, то, что может умереть, никогда не приходило ему в голову. Так часто бывает, когда человек – мужчина, молод, когда он царь и любим богами. Боль, которую Александр испытывал теперь, рана, которая гноилась и не хотела заживать, придали всем его поступкам новую глубину.
Он внезапно заговорил, удивив ее:
– Лучше, сказал бы я, быть рабом и копать землю, чем быть смертельно уставшим царем. – И все же, – продолжал он, – когда боги предложили Ахиллу выбирать или долгую жизнь без славы, или славу превыше всех и смерть раньше времени, он выбрал славу. Он умер молодым.
Мериамон вздрогнула.
– Я из рода Ахилла, – продолжал Александр, – и Геракла. Если я захочу прожить всю мою жизнь в один миг, кто ты такая, чтобы разрешать или запрещать мне?
– Никто, – отвечала она. – Ничто. Но мои боги нуждаются в тебе.
– Твои боги, – сказал он, – не мои.
– Они те же самые.
Александр снова погрузился в молчание. Таковы греки: говорят стихами, вспоминают древние имена и ищут себе оправдания. Так делают дети, предаваясь своим детским мечтам. Но этот мужчина-ребенок думал, как бог, как будто весь мир был его игрушкой.
– Аристандр сказал, что я возьму Газу, – молвил Александр.
– Значит, возьмешь, – ответила Мериамон. – С помощью твоих военачальников.
– Я могу сражаться. Доспехи полегче… верхом на коне… Буцефал приучен не задирать голову…
– Буцефал сбросит тебя, если ты настаиваешь на том, чтобы быть идиотом.
– Ты не посмеешь! – вспыхнул Александр.
– Мы с ним договоримся. Ему нравится Феникс. Если ты останешься жив, я хочу их поженить. Нико говорит, что у Буцефала должны быть хорошие жеребята.
– Подкуп.
– Конечно. У твоих людей здесь портится нрав. До воды добираться все труднее. А чтобы добраться до Египта, нужно еще пересечь пустыню.
– А здесь разве не пустыня?
– Сейчас сухой сезон, а вообще здесь страна зеленая и плодородная. Пустыня – Красная Земля. Дорога в Египет идет по пустыне.
– Ты пытаешься отговорить меня.
– Нет, – ответила она. – Пошли за своими военачальниками. Скажи им, что надо сделать. Ты же вполне можешь положиться на них. Или не можешь?
– У меня лучшая в мире армия, – сказал он пылко, – и самые лучшие военачальники.
– Так используй их, – ответила Мериамон.
Александр долго выдерживал ее взгляд, потом резко отвернулся. Он вызвал Никанора, Пилотаса, Кратера, других военачальников и собрал военный совет.
Александр послушался ее, внял ей. Он руководил своей армией с приличного расстояния, сидя на спине Буцефала, и боролся с соблазном принять участие в сражении.
Но соблазн был слишком велик для него. Чем больше работали машины, чем сильнее тряслись стены, тем ближе он подвигался к гуще сражения.
Стены наконец треснули и рухнули, подгрызенные снизу механиками, а сверху ударами таранов и камнями из катапульт. Едва они пали, как Александр был уже внутри. Он оставил коня с прислугой в безопасности, сам же об опасности не думал. Он был на ногах, бежал так же легко, как все остальные, впереди своих войск, как и должно безумцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119