— Коля!..
Он резко прикрикнул на нее:
— Уходи!
Она хотела что-то сказать ему, но он крикнул еще-громче и яростнее:
— Уходи сейчас же!
...И теперь ему было стыдно. Как он подойдет к ней? Пожалуй, это даже и лучше, что он ввалится в диспетчерскую мокрый и озябший. Ей будет труднее сердиться на него.
Шофер, тот, например, пожалел его: свернул с лежневки и подвел машину к самому крыльцу диспетчерской.
В диспетчерской, кроме Наташи, были Набатов и
Терентий Фомич.
Наташа кинулась к Николаю. И то, что она так открыто, не стесняясь никого, выказала свою тревогу за него, переполнило Николая радостью и гордостью. Он и не то еще согласился бы перенести!
— Сюда, сюда, к печке,— тащила его Наташа. Терентий Фомич покачал головой:
— Отправляйся-ка ты, хлопец, домой. Николай посмотрел на Кузьму Сергеевича с мольбой во взоре.
Кузьма Сергеевич усмехнулся.
— Не гони, Терентий Фомич. Он тоже участник в деле.— И сказал Наташе: — Позвоните в карьер Перевалову и Бирюкову, чтобы ехали сюда.
В девятом часу, когда уже совсем смеркалось, река была укрощена. Перекрытие правобережной протоки закончилось.
По всей длине майны над темной гладью воды возвышалась бугристая каменная гряда. Все самосвалы, участвовавшие в перекрытии, выстроились на помосте. Шоферы столпились возле Набатова.
— Митинга не будет,— сказал Набатов.— Но этот день все мы запомним, друзья. Одержана первая победа. И хоть стоите вы все кучей, не по уставу, объявляю вам перед строем за отличную работу благодарность от лица службы.
И шоферы, как солдаты, дружно ответили:
— Служим Советскому Союзу!
— Дайте нам, девушка, лист бумаги,— сказал Набатов.
Наташа поспешно выдвинула ящик стола и покраснела. Ой, какой стыд! Еще вчера она хотела зайти в главную диспетчерскую за бумагой.
Набатов заметил ее смущение.
— Нет бумаги? Вообще правильно: меньше бумаги, меньше бюрократизма. Но сейчас нам нужен хотя бы один лист. А впрочем, вот...
Он взял оставленный кем-то на столе лист, на котором крупным Надиным почерком записан был текст адресованной Наташе телеграммы. Прочел и улыбнулся.
— Известие, как я понимаю, радостное. Наш документ тоже радостный. Одно другого стоит.
Он перевернул лист, взял у Бирюкова авторучку и за две-три минуты, не отрываясь, исписал весь лист крупным, размашистым почерком.
— «Акт о перекрытии левобережной части русла Ангары 31 марта 195... года...» — Набатов внятно и не спеша дочитал акт, первым поставил свою подпись и сказал:—Подписывайте!
Бирюков, Перевалов, Николай по одному подошли к столу и поставили свои подписи.
— Дайте-ка я по-стариковски поставлю свою подпись последней, завершающей,— сказал Терентий Фомич.
— Нет, последняя, завершающая,—это подпись маленькой хозяйки этого не очень большого дома.— Кузьма Сергеевич улыбнулся, подписал ниже росчерка Терентия Фомича: «Сменный диспетчер» —и протянул бумагу Наташе.
Наташа, кусая губы от волнения, старательно, ученическим, четким почерком вывела: «Н. Дубенко».






1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102