В номере гостиницы было жарко и душно. Набатов отворил дверь на балкон. Порыв холодного, мозглого ветра распахнул незастегнутую пижаму, швырнул в грудь и лицо брызги дождя и мокрого снега.
Набатов простоял несколько минут, наблюдая, как по опустевшей, сумрачной улице время от времени проносятся красные огоньки запоздалых машин, и, только когда его охватила зябкая дрожь, спохватился: только этого еще недоставало, схватить простуду и свалиться! Мальчишество!..
Он захлопнул дверь и лег с твердым намерением заставить себя уснуть. И не мог. Мысли все время возвращались к заседанию техсОвета. То он упрекал себя, что не сумел убедить своих оппонентов, не сумел доказать свою правоту. То возражал сам себе.
Убеждать можно того, кто ошибается не понимая, а они-то что: не.понимают?.. Половина из них ходили в инженерах, когда он еще букваря в руки не брал... В чем же дело?.. Почему они не хотят согласиться, что решить иначе, чем решил он, Набатов, и поступить иначе, чем поступил он, нельзя?.. С их мнением министр считается... А как же иначе? Для того и технический совет. На их опыт, на их знания опирается министр, принимая решение. Но они-то, кажется, больше всего озабочены тем, как бы их мнение не разошлось с мнением министра... Что же это получается?.. Как можно сметь свое суждение иметь!.. «Не наше это дело — истины рожать»,— сказал Сидоров. «Мы инженеры,— говорил Круглов,— наше дело строить. А что строить, есть кому решать без нас...» Может быть, они и правы. Каждому свое. Кому решать, кому строить... Может быть, он, Набатов, просто смешон в своем упорстве, когда лезет на рожон один?.. Нет, не один! Там, на стройке, двенадцать тысяч! Они отдали этому делу два года жизни. И отдадут еще два, и три, и четыре, сколько будет нужно... Потому что они знают: их труд необходим народу. И его, Набатова, упорство тоже нужно народу. Завтра он пойдет к министру. Надо будет — пойдет в ЦК. Ни одному коммунисту дорога туда не закрыта.
Утром Набатов пришел в министерство, намереваясь во что бы то ни стало «прорваться к начальству».
Но в приемной ему сказали: — Министр в ЦК. Набатов попросил доложить о нем Майорову.
— Он уехал вместе с министром.
Набатов решил ждать здесь, никуда не отходя. Попросил у секретаря сегодняшнюю «Правду» и уселся на диване, возле двери в кабинет Майорова.
Просматривал газету, думал все о своем, цо вот на третьей странице попалось «Письмо в редакцию». Подписано знакомой фамилией. Шемякин, профессор Байкальского сельскохозяйственного института.
Заинтересовался, начал читать. Ну так и есть! На бедного Макара все шишки...
В статье профессор пытался доказать — ни много ни мало— экономическую нецелесообразность сооружений Устьинской гидростанции. Главный довод профессора был таков: под воду уйдут сельскохозяйст-венные угодья: пашни и пастбища, которых в гористой и таежной Восточной Сибири и без того не хватает, чтобы обеспечить продуктами быстро растущее население. Довод подкреплялся весьма убедительными на первый взгляд цифрами: сколько хлеба, мяса, молока и прочих продуктов получают с затапливаемых угодий сейчас и сколько можно будет получать в дальнейшем, при надлежащей интенсификации сель-ского хозяйства.
«Пришла беда — отворяй ворота,— подумал Набатов.—Эту статью Зубрицкий приложит к протоколу техсовета».
Майоров вернулся через полтора часа.
— Очень хорошо, что вы здесь,— сказал он На-батову и, открыв дверь кабинета, пропустил его вперед.
Потом вызвал секретаря и распорядился:
— Пока не закончу разговора, я занят,— и сразу
приступил к делу.— Мы с вами встречаемся впервые, и поэтому, прежде чем заняться делами стройки, я хотел бы выяснить кое-какие вопросы, касающиеся васлично.
«Начинаем с анкеты»,— подумал Набатов.
— Суть, конечно, не в анкетных данных,— продолжал заместитель министра, и Набатов сразу подумал, что этот мужик не так прост, как кажется на первый взгляд,— они мне, кстати, известны. Меня интересует другое. Почему вы начали перекрытие вопреки запрещению главка? Может быть, телеграмма главка запоздала?
«На эту блесну ты меня не подцепишь»,— подумал Набатов и ответил как можно спокойнее:
— Телеграмма пришла своевременно.
— Тогда объясните: почему вы нарушили дисциплину?
Разговор начался с самого главного. И Набатов решил разговаривать начистоту. — Для меня живое дело дороже.
Он произнес это несколько вызывающе и тут же подумал, что у него нет морального права разговаривать повышенным тоном: вопрос Майорова был вполне оправдан. И, как бы поясняя, он добавил:
— У меня не было другого выхода. Я отстаивал свою точку зрения.
— Какую точку зрения?
Майоров задал вопрос все так же спокойно, без малейшего нажима, только посмотрел на Набатова чуть более пристально.
— Моя точка зрения заключается в том, что Устьинскую ГЭС нельзя ставить на консервацию.
— А вы не забыли, что Красногорский комбинат должен быть пущен через дза года? И об общей установке правительства на первоочередное развертывание строительства тепловых электростанций? Или эта установка тоже противоречит вашей точке зрения?
— Не противоречит. Правительство требует, чтобы мы создавали энергетическую базу быстрее и дешевле.
— Тепловые станции строить и быстрее и дешевле. «Это мне тоже известно! —хотел сказать Набатов, но одернул себя: — Выдержка, выдержка!»
— Мы подсчитали, тщательно подсчитали, товарищ заместитель министра: завершить строительство Устьинской ГЭС не дороже, чем построить тепловую станцию такой же мощности. То же и со сроками. На зимнем перекрытии мы выгадываем год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102