— И тут она захотела продлить свою жизнь, чтобы успеть отречься от Ада.— Да, но как только она подумала, что Ад — это нечто настоящее, она поняла, что страх никогда не покинет ее, что настанет день, и она окажется в Геенне огненной, в лапах у демонов.Брат Игнатий покачал головой.— Не сказал бы, что это самая лучшая причина, чтобы отказаться от колдовства и отречься от Сатаны, но хотя бы так.— А вы бы предпочли, чтобы она захотела исповедоваться из чистого покаяния, да?— Да. Поэтому я с болью в душе вынужден был напомнить ей, что Чистилище похоже на Ад. Там тот же огонь, те же муки, только душа, прошедшая Чистилище, в один прекрасный день становится свободной и взлетает в Рай, а та душа, что томится в Аду, будет мучиться вечно. В Аду нет надежды.И тут я вспомнил о дантовых вратах Ада, на которых было написано: «Оставь надежду всяк сюда входящий», — тут же мне припомнилось и то, как Данте описал Чистилище. Оно у него выглядело куда менее пугающе, чем в описании брата Игнатия. Но в любом случае уж лучше так, чем нескончаемые пытки.— Я могу понять, — сказал я, — почему ведьма предпочла Чистилище, как бы долго ей ни пришлось там оставаться.— Ведьма, да и любой грешник, — кивнул брат Игнатий. — А все те, кто правит этой страной, все их прислужники — это либо ведьмы, либо грешники.От мысли обо всех тех людях, которых я мог отправить в Ад, пытаясь сохранить собственную жизнь, мне стало худо.— Знаете, святой отец, какая у меня мечта? Я мечтаю, что вы в ближайшее время будете заняты по горло! Глава 29 Но уже на следующий день я думал по-другому. Ведьмы и колдуны-бюрократы повалили к нам толпами, дрожа от страха и умоляя брата Игнатия исповедовать их. Кроме того, большинство из них были больны, поэтому я предложил, чтобы мы с монахом разделили обязанности таким образом: сначала он их исповедует, потом я занимаюсь их физическим излечением. Фриссон быстренько набросал целый каталог стихотворений. Мне только и нужно было что описывать видимые симптомы, а потом дрожащий, но радующийся покаявшийся грешник или грешница рассказывали о симптомах, глазу невидимых, после чего Фриссон перелистывал пергамента и вручал мне соответствующие стихи. Стихи порой попадались очень замысловатые, но помогали все.— Просто поразительно, как это ты всякий раз подбираешь стихи к каждому конкретному случаю, — сказал я поэту, когда у нас выдалась редкая передышка.Фриссон пожал плечами.— Когда меня охватывает вдохновение, господин Савл, я пишу то, что мне приходит в голову, и не думаю, как это будет использовано. Тем не менее не могу избавиться от мысли, что, наверное, это очень плохие стихи, раз они получаются так легко и служат таким прозаическим целям.— Ты просто в свое время наслушался критики, — проворчал я. — Ты бы лучше смотрел на то, как твои стихи действуют.И мы снова зашагали по дороге, и я гадал, кто сейчас самая важная персона в нашей компании. * * * К нам подходили группами — по четыре, по пять человек. На второй день кающиеся стали появляться каждые четыре часа. Что бы ни говорили я или Жильбер, брат Игнатий всегда настаивал, чтобы мы остановились, и он выслушал исповедь.— В противном случае, — объяснил он мне, — вышло бы так, что я нарушаю данный обет. Я не имею права отвернуться ни от одного грешника. Моя служба состоит в том, чтобы воссоединить их с Господом.— А моя задача состоит в том, чтобы остаться в живых, а для этого мне нужно, в частности, свергнуть королеву, — сказал я. — По большому счету на пути к этой цели можно спасти множество душ! Но чем чаще ты будешь останавливаться, тем дольше будет наш путь к столице и тем больше у королевы останется времени, чтобы собрать силы и укрепиться в замке, не говоря уже о том, чтобы подготовить засаду с превосходящими силами.Брат Игнатий невозмутимо покачал головой.— Ты по-прежнему рассуждаешь по-мирски, господин Савл, и не понимаешь, что выиграть это сражение можно только силой духа.— Может, оно и так, преподобный, но тучи стрел и копий в этом мире очень даже могут помешать нам повести сражение в мире загробном.— Не помешают, — заверил меня монах, — потому что этими стрелами и копьями руководит сила Зла. А если мы противостоим этой порочной силе, никто не бросит копья и не пустит стрелы.Я бы поспорил, но в этом человеке была такая чистота и уверенность, что у меня язык не повернулся ему возражать. Да я и возражений не мог придумать! То есть минут десять спустя они у меня, конечно, появились, но от них уже не было никакого толка. Я решил приберечь эти аргументы для нового спора, но пришло время нового спора — и брат Игнатий на мой аргумент ответил контраргументом, и снова я не смог сразу ответить ему. Вот так мы и препирались всю дорогу до столицы — и я всегда отставал от него на один аргумент.Злился я ужасно, потому что таким образом мы продвигались за день всего миль на десять.— Я ошибаюсь, — спросил я Фриссона, — или на нас свалились все жертвы насланной Гремлином эпидемии?— Может, так оно и есть, — неторопливо ответил Фриссон. — А может быть, те, кто болен и мучается страхом адских мучений, просто прослышали о тебе и отправились тебя искать. Заболевшие и не помышляли бы о выздоровлении, если бы не слышали о делах рук твоих. Они бы умерли в отчаянии, даже не вспомнив о том, что им надобно покаяться.Я вылупил глаза.— Да ладно тебе! Слухи не могут распространяться так быстро!— Ты недооцениваешь могущество слухов, — ответил поэт. — Но есть и другое объяснение.— Вероятно, более правдоподобное?Фриссон пожал плечами.— Ведьм на службе у Сюэтэ держал их демонический повелитель, и по-моему, вся колдовская сила ведьм давалась им отчасти королевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155