Смотрели под ноги - приходилось обходить много острых
камней. Холина увидела красивый цветок у валуна, поросшего мхом, вырвалась
вперед, присела на колено, охватив стебель и не решаясь сорвать цветок.
Холина обернулась, чтобы привлечь внимание нежного друга и...
...Увидела у итальянца пистолет, нежный друг улыбался ничуть не менее
тепло, чем в ресторане, в дороге, в холле гостиницы, в постели... Тонкие
пальцы медленно наворачивали на ствол дырчатый цилиндр. Хорошо
поставленным, как у многих латинян, голосом нежный друг негромко напевал:
- Que sera sera...
Холина попыталась подняться... поняла, что ноги не слушают,
вскрикнула... Нежный друг сделал шаг навстречу и стал медленно поднимать
ствол пистолета. Сзади и с боку раздалось мычание, и Холина с тоской
подумала: последнее, что удастся увидеть в жизни, черно-белая корова, и
вымя, неправдоподобно большое, почти чиркающее толстыми сосками о землю.
- Que sera sera... - Итальянец сделал еще шаг, и ствол пистолета
принял почти горизонтальное положение.
Холиной никогда не приходилось заглядывать в такую маленькую, черную
и... бездонную дырку.
Ноги служить отказались, и Холина решила упасть с колен и покатиться
по склону, она упала... и в этот момент раздался глухой звук, будто
треснула доска или чихнула корова. Нежный друг понял, что промахнулся,
выругался:
- Sangue della maruzza!
Посмотрел на корову, на огромное вымя, решил подбодрить себя шуткой:
- Come, grande, povera! [Как она раздалась, бедняжка (ит.)] - И
рассмеялся, готовясь к новому выстрелу.
От безысходности силы вернулись к Холиной, Ольга вскочила и побежала,
итальянец, желая стрелять наверняка, побежал вслед. Холина стремительно и
легко прыгала меж камней, итальянец пришел в ярость от несговорчивости
жертвы и мчался, не разбирая дороги, напролом.
Холина слушала только биение собственного сердца, и вдруг тишину гор
прорезал вопль... Ольга обернулась. Итальянец на бегу зацепился за скрытый
травой островерхий камень, упал, выронив пистолет, и покатился по склону,
утыканному торчащими, как пики, скальными отщепами.
Холина замерла, еще раз крики нежного друга взвились и отразились
эхом от серобелых гор, поросших соснами. Женщина видела далеко на дороге
красную машину, стала спускаться, подошла к пистолету с глушителем,
тронула рукоятку носком туфля и направилась вниз, туда, где ничком лежал
нежный друг. Холина с опаской приблизилась, схватила шипастый камень и
положила камень в тонкую матерчатую сумочку. Любопытство, а может и
жалость, гнали женщину к нежному другу, носок туфли дотронулся до тугой
голени под брючиной - итальянец не двигался. Тогда Холина присела, в шаге
от нежного друга, в правой руке сжимая сумочку, левой пытаясь перевернуть
мужчину на спину.
В этот миг итальянец ожил, стремительно распрямился и цепко ухватил
Холину левой, сунув ей под подбородок "беретту" с перламутровыми
накладками на рукоятке.
Ссадины на щеках и на лбу "нежного друга" алели, вымазанное землей
лицо отталкивало, "шестерке" сеньора Мадзони досталось, но "нежный друг"
не сомневался в исходе: женщина в его руках, безоружная, а он, мужчина, с
пистолетом.
- Povera mia! [бедная моя (ит.)]
Потрепал ее дулом по скуле, на миг расслабился, пытаясь восстановить
силы... и Холина с размаху опустила сумочку на висок итальянца. "Нежный
друг" не успел ни изумиться, ни испугаться... рухнул, как сноп, издав
булькающий горловой звук. Из раны на виске полилась кровь, наползая на уже
подсохшие ссадины.
Холина перевернула мужчину на спину, поднесла зеркальце к губам -
поверхность не замутнилась. Дотронулась до золоченого брелка на поясе,
выпуклые золотые буквы сообщали "Que sera' sera'"... и разрыдалась.
Женщина сорвала брелок и устремилась вниз, села в машину и помчалась
в Цюрих.

Холина влетела в офис мужа и, зная, что Цулко как раз и предназначен
для деликатных обстоятельств, все выложила Пашке в присутствии мужа. Холин
время от времени покусывал губы, переживая за себя, хотя жена не
сомневалась, что муж все простил и потрясен происшедшим с ней.
Пашка переспросил:
- Уверена, что... конец?
Холина соображала плохо, исцарапанная, в рваных колготках, отвечала
прерывисто, невпопад:
- Нет... да... пульс ушел... он не дышал...
Пашка уже не слушал, мотал перед губами "чекистом за бугром", не
решаясь выпить:
- Убийца убит... Трудно поверить... еще труднее доказать... ты убила
человека, - посмотрел на Холина, - тут же на самолет, пока не хватились.
Кто вас видел?
- В ресторане... в гостинице...
Холин кусал губы.
Холина мяла сумочку с камнем, тонкая ткань прорвалась в месте удара.
- Да оставь ты ее! - Пашка вырвал орудие спасения и отшвырнул на
кресло. - Сейчас же в аэропорт... и не в двадцать четыре часа, а сейчас
же...
- А вещи? - Не удержался Холин.
- С ума сошел?.. Все потом!.. - и побежал звонить в Москву.

В Шереметьево Холиных не встретили. Супруги увидели безнадежно
длинную очередь на такси. К Холину вразвалку подошел рыжий таксист,
сумеречно пробасил, обращаясь вроде и не к Холину, а к Господу Богу,
размышляя наедине с собой:
- Двадцать долларов...
Холин кивнул. Обшарпанный грязно-лимонный драндулет с салоном,
пропахшим бензином, дребезжа и переваливаясь, покатил к городу.

На следующее утро Холин стоял перед Марь Палной. Черкащенко вызвал
Эдгара Николаевича "на ковер". Секретарша оглядела Холина, как существо с
Марса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50