И если завтра вы проявите себя добропорядочными гражданами, способными правильно позаботиться о впечатлительном ребенке, дочь вам вернут. В противном случае ее воспитает город.К глазам пророчицы подступили горячие слезы.— Чудовище. Вы просто чудовище, — глухо проговорила она.— Что же, мадам, раз вы так это воспринимаете…— Нет, — сказал Анно, — мы все поняли. И сделаем, как вы прикажете.— Посмотрим, — холодно изрек Мэсло Инч. — Завтрашний день покажет.Оставшись наедине в арестантской комнате, супруги долго и горько рыдали в объятиях друг друга. Наконец Анно утешил жену и, утирая собственные слезы, произнес:— Что поделаешь… Мы должны повиноваться.— Мне нужна моя Пинпин! О деточка, где ты?— Нет, нет, успокойся. Не надо. Это лишь на одну ночь, вот и все.— Я ненавижу, ненавижу, ненавижу!— Конечно, дорогая. Но сейчас мы поступим так, как нам велят.Анно развернул первый листок и прочел текст, который ему предстояло выучить и повторить перед всем городом: «Уважаемые сограждане, позвольте мне от чистого сердца и по собственной воле сделать это заявление. Вот уже несколько лет я не стремился улучшать свои достижения. В итоге пострадал не только я сам, но и мои близкие. Стыдно признаться, однако вину за собственные неудачи я перекладывал на других. Теперь я вижу, что вел себя как избалованный, самовлюбленный ребенок. Каждый сам отвечает за свою судьбу. Я горжусь тем, что живу в Араманте, и обещаю вам, начиная с сегодняшнего дня, всеми силами стремиться к тому, чтобы оправдать эту великую честь». — Что ж, могло быть и хуже, — вздохнул Анно, закончив читать.Признание Аиры гласило: «Уважаемые сограждане, многим из вас известно, что не так давно я потеряла сразу двоих детей. Боль утраты на время повредила мой разум, и я вела себя вызывающе, но теперь раскаиваюсь и стыжусь этого. Прошу вашего прощения и снисхождения. Обещаю впредь проявлять должную скромность, соблюдая приличия, подобающие жене и матери». Госпожа Хаз швырнула бумагу на пол.— Чтобы я сказала такое!Супруг поднял исписанный листок.— Это всего лишь слова.— О, мои детки, миленькие, — запричитала Аира, опять заливаясь горькими слезами. — Когда же я снова обниму вас? Глава 23Гроза Песчаных Равнин Бледные лучи рассвета разбудили спящих детей, и первым же звуком, который они услышали, стала мелодия марша; зары все так же шагали через край — и все так же, без криков, падали вниз. Троица в ужасе подошла к пропасти. Далеко внизу русло реки побелело, точно заметенное снегом, разве что среди мнимых сугробов тут и там поблескивало золото. Прекрасные лицами, улыбчивые воины продолжали валиться будто подкошенные, и с каждой минутой лилейный поток набирал полноту, а главное, высоту. Настанет миг — и кто знает, как скоро, когда бездна переполнится и колонна беспрепятственно перейдет на другой берег по еще не остывшим телам.Дети без лишних слов развернулись и, пользуясь бодрящей прохладой утра, зашагали по Великому Пути обратно в Арамант.Голос Поющей башни Кестрель привязала к золотой ленточке, которую выплела из своей косички, и повесила на шею, под кофточку. Серебро нагрелось на теле и приятно щекотало кожу. Дорога назад незаметно, сама собой настроила близнецов на мысли о доме, о родителях и Пинпин, и на душе у них повеселело. Появились даже лишние силы, чтобы ускорить шаг, хотя Бомен и без того торопился, часто повторяя:— Мы должны, должны успеть раньше их!Зары уже не следовали за детьми по пятам, однако вскоре путникам пришлось заглянуть в лицо другой, не менее страшной опасности. Долгое время они не говорили об этом. Терпел даже Мампо — и его молчание красноречивее всего выявило перемены, произошедшие в сердце, ибо желудок мальчика час от часу терзали все более тяжкие муки. Троица изнывала от голода. Вот уже полтора дня у детей во рту не было и маковой росинки. Заплечные сумки давно опустели, а на ветвях деревьев, что росли вдоль дороги, будто назло, не висело ни единого плода. Кое-где у обочины журчали ручейки с чистой водой, но и они иссякнут, как только вокруг потянется безрадостная пустыня. Долгим ли будет переход по сухим пескам? Два, три бесконечных дня? Точно друзья не знали, ведь в первый раз они проделали его под несметными парусами Омбараки. И сколько же они продержатся без еды?..Просторный Великий Путь плавно струился вниз, и впереди, под ногами детей, лежали бескрайние равнины. К полудню друзья ослабели настолько, что даже Бомен еле брел по дороге. Испугавшись голодного обморока, он сдался и объявил привал. Троица с радостью рухнула наземь под сенью широколистного дерева.— Как же мы попадем домой? — спросила Кестрель.И тут же с удивлением поймала себя на том, что говорит со своим близнецом, как со старшим.— Не знаю, — просто сказал Бомен. — Но если нужно, значит, попадем.Ничего нового девочка не услышала, однако странным образом ответ успокоил ее.— Может, у него листья съедобные? — предположила Кесс, наклоняя ветку дерева.— Придумал! — воскликнул Мампо и, пошарив по карманам, извлек последние листья тиксы, оставшиеся еще с дней, проведенных на Низменном озере.— Это не настоящая еда, — пояснил он, разделяя угощение на три кучки, — зато она поможет нам забыть про голод.Мампо оказался прав. Дети пожевали серую кашицу, глотнули резкого на вкус, ароматного сока, и хотя их бедные животы от этого не наполнились, печали как-то сами собой улетучились прочь.— Горьковато, — поморщилась Кестрель.— Горько-горько вата-вата! — нараспев отозвался Мампо.Троица нетвердо поднялась на ноги, чтобы, приплясывая и подпрыгивая, тронуться дальше. Куда подевались их неразрешимые заботы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69