Надо уничтожить до единого микробы, попадающие в организм, а для этого следует абсолютно все стерилизовать.
И тут ученая сама понесла такое, что Жермена уже не могла больше слушать и попросту сбежала, подумав: и эта тоже! Господи, что за ад!
Жозефина – она шла позади в нескольких шагах – догнала и с участием начала успокаивать. Жермена едва не заплакала.
– Все эти люди меня пугают. Пойдем поскорее отсюда, Жозефина!
– Если вы все-таки хотите видеть Маркизетту, могу сейчас к ней провести, – сказала Жозефина, стараясь чем-нибудь отвлечь Жермену.
– Но вдруг и там придется слушать безумные речи, я не могу, лучше уж в другой раз, мне просто необходима передышка.
– Может быть, сегодня она в нормальном настроении, тогда не волнуйтесь, все будет в порядке.
– Но все-таки, она такая же сумасшедшая, как все эти несчастные?
– Как когда, порой кажется, будто она совсем в здравом уме, а бывает, что месяцами не откроет рта.
– Тогда пойдем, – согласилась Жермена, делая вид, что больше уже не слишком интересуется этой встречей.
Жозефина провела ее через парк к последнему в ряду маленькому домику. Перед ним росли любовно выращенные цветы в прекрасных клумбах.
У крылечка сидела женщина, одетая просто, но изящно. Она шила.
Жозефина остановилась, не доходя нескольких шагов, и позвала:
– Маркизетта! Вас хочет видеть одна дама! – И тихонько сказала Жермене: – Идите одна… Она меня не выносит… Я подожду здесь.
Женщина подняла голову, холодно посмотрела на незнакомку и сказала, обращаясь к сиделке:
– Пусть идет сюда. Только без вас.
– Убедились? Только не бойтесь, она не злая и не обидит вас.
Жермена, видевшая здесь до сих пор только странные взгляды и слышавшая безумные речи, удивилась, встретив взгляд, исполненный доброты и сострадания. Ей даже послышалось, будто живущая в домике прошептала:
– Такая молодая, такая красивая… бедное дитя!
Женщина выглядела лет на сорок. Все еще миловидное лицо преждевременно увяло от тяжелых переживаний. Среднего роста, несколько отяжелевшая от сидячей жизни, с маленькими стройными ножками, изящными руками, густыми волосами, некогда, видимо, красивого пепельного цвета, сейчас почти совсем поседелыми, с прекрасными белыми зубами, с глазами голубыми как сапфиры, чей взгляд был глубок и нежен, – вот какой была таинственная Маркизетта.
Но больше всего поразило Жермену в ней удивительное сходство с Бобино и с Сюзанной де Мондье. Та же улыбка, одновременно нежная и печальная и, наверное, бывавшая очень веселой в дни радости, та же посадка головы и, странное дело, даже такая же родинка на левой щеке.
– Войдите, дитя мое! – сказала Маркизетта голосом, изумившим Жермену не меньше, чем наружность.
Девушка чувствовала себя очень взволнованной, но старалась скрыть это, чтобы женщина не приняла ее за сумасшедшую.
Гостья не могла решить, с чего начать страшный откровенный разговор. После неловкой паузы Жермена отважилась.
– Мадам, – начала она тихо, так чтобы не донеслось до Жозефины. – Выслушайте меня без предвзятости… не выражайте, пожалуйста, протеста… сохраняйте спокойствие…
– Говорите, дитя мое, – сказала Маркизетта, наверное давно привыкшая к откровенностям несчастных помешанных.
– Я многим рисковала, чтобы попасть сюда… Я приехала одна… чтобы увидеть вас… говорить с вами… Вы сейчас узнаете почему. Вместо того, чтобы впустить в качестве посетительницы… меня встретили как… пациентку… посадили в камеру, облили холодным душем… Но я не сумасшедшая… Не качайте головой… Я в полном рассудке… Посмотрите на меня внимательно… Разве я похожа на этих несчастных безумных, которые сначала меня испугали, а потом внушили жалость? Поверьте мне! Поверьте, прошу вас!
– Бедное дитя! – прошептала женщина с глубоким состраданием.
«Боже мой! Она все-таки принимает меня за сумасшедшую! – подумала Жермена. – Потому что живет среди умалишенных и, может быть, сама стала такой. Пускай! Сначала я все скажу, а после увидим!»
– Знаете ли вы женщину по имени Башю, по прозвищу Бабетта, которая делает тайные аборты?..
При этих словах Маркизетта побледнела и произнесла:
– Говорите тише!
– Хорошо, но ответьте же!
– Знаю… знаю… даже слишком хорошо, к несчастью.
– И пьяницу Лишамора, ее муженька, которого на самом деле зовут Пьер Кастане, он – брат здешнего доктора… Тоже знаете?
– Да… Этот негодяй!..
– Наконец, графа Мондье… вашего палача… и моего также…
– Мондье! Вы сказали Мондье?! – переспросила женщина с выражением ужаса.
– Это еще не все! Знаете ли вы двух детей… ваших детей… Жоржа и Жанну?..
– О!.. Вам все известно… Кто вы такая?
– Друг, которого соединяет с вами общность судеб.
– Но как вы раскрыли страшную тайну?
– Позднее узнаете… Я вам все расскажу. А теперь, вы все еще считаете меня безумной? Да, я едва не лишилась рассудка от стыда и от ненависти к бандиту, что обесчестил меня!
Маркизетта, совершенно бледная, тихо плакала.
– Я верю вам. Верю, – шептала она. И, видя, что Жермена собирается уходить, сказала: – Останьтесь еще ненадолго!
– Сейчас нельзя, увидимся завтра. Если будем говорить подолгу, мы вызовем подозрение у тех, кто нас упрятал сюда и кто стережет. Доверьтесь мне вполне, и я вас спасу.
– Невозможно! Я уже восемнадцать лет здесь пленницей. Понимаете! Меня целую вечность держат под стражей… Я потеряла всякую надежду. Страдания сломили меня.
– Надейтесь! Клянусь! Я освобожу вас! И дам возможность насладиться местью.
ГЛАВА 11
Разумеется, Жермена, как обещала, пришла на свиданье. Но перед тем она не выказывала сильного стремления к встрече с Маркизеттой, чтобы надежнее обмануть надзирательницу, заставить по-прежнему думать о себе как о тихой помешанной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139