Обычно Бобино возвращался не позднее двух часов.
Монастырские часы пробили полночь. Берта машинально посмотрела на будильник, потом зевнула и потянулась.
– Ты устала, моя маленькая? – участливо спросила старшая. – Тебе пора отдохнуть.
– Нет, сестренка, я дождусь моего Жана, нашего Бобино.
– В этом ты права, он всегда так радуется, когда видит тебя, возвращаясь с работы.
– Пойду посмотрю, как там Мария, что-то ее не слышно, наверное, спит. Оторвусь минут на пять от дела и разомнусь.
Действительно, младшая из них забылась неспокойной дремой при свете ночника. Изредка она глухо покашливала, ворочалась, но все-таки спала, не лежала с полузакрытыми глазами, и это уже было хорошо. Берта возвратилась и рассказала старшей.
– Она будет жить, я это чувствую, – уверила Жермена, работая с аккуратной поспешностью, – и если бы можно, я отдала бы свою жизнь ради ее верного выздоровления.
– Что ты говоришь Жермена?! Тебе… умереть!..
– Да, случается, и часто, что жизнь вообще становится мне в тягость. Только подумай, дорогая, в каком ужасном положении я нахожусь. Вот, к примеру, ты можешь хотя бы надеяться на будущее. Ты любишь человека, достойного тебя, и это взаимное чувство.
Берта тихо улыбнулась.
– Мы с ним еще слишком молоды…
– Это не самая большая беда: скоро повзрослеете. И Бобино сделает тебя счастливой; не случайно наша мамочка смотрела на него как на сына… А для меня он любимый брат… Да… Да… Брат!
– Почему ты говоришь так, словно готова заплакать? – спросила Берта.
– Да ведь жизнь поступает с нами так жестоко, что я все время боюсь какого-нибудь нового несчастья. И я всегда думаю: что будет с вами со всеми, если меня не станет?
– Не говори так, ради Бога, Жермена! Ты надрываешь мне сердце.
– Да… Да… Но я обязана тебе об этом говорить, ведь я старшая… защитница… после смерти мамы. Плохая защитница… сказать по правде… Но если меня не будет… если вы лишитесь этой слабой поддержки… ты и Мария?..
– Замолчи, сестра!.. Замолчи!
– У тебя останется Бобино… Поэтому, думаю, вам надо как можно скорее пожениться.
– Мне только семнадцать, а ему двадцать лет.
– Какое это имеет значение, он будет твоей опорой и по закону, а не только по любви. И его постоянное присутствие здесь перестанет вызывать подозрения и злословия.
– Я не возражаю… Но ты, Жермена, почему сама не вышла замуж за Мишеля? Ведь он так тебя просил… до своей болезни.
Жермена ответила в растерянности:
– Нет… Это было невозможно… Если бы ты знала… Прошу! Не говори об этом никогда!.. Никогда!
И, совершенно расстроенная, девушка решительно принялась за работу.
– Я поступлю так, как ты захочешь, сестра, – сказала Берта и, увидев, что будильник показывал уже час пополуночи, добавила: – Как тянется время! Он принесет немного денег, хватит на несколько дней.
– У нас ни единой монетки, сегодня я еще смогла накормить Мишеля обедом.
– К счастью, он сейчас спит.
– Я дала ему лекарства Марии, чтобы он мог немного отдохнуть. А завтра для него нет хотя бы мало-мальски пристойной еды. Представь себе только! Он, проведя всю жизнь в роскоши, теперь сидит нередко на хлебе и воде!
– У Марии кончаются микстуры и пилюли! Какие мы несчастные!
– Да, очень. Не знаю, у кого могли бы мы попросить взаймы.
– Ведь завтра придет мадемуазель Мондье, – сказала Берта, – а потом, мне кажется, что хорошо бы отыскать Владислава. Он предан Мишелю, он бы, возможно, помог.
– Я боюсь сама же всех нас выдать.
– Владислав никому не сболтнет, это не такой человек…
– Ты, вероятно, права, завтра пошлю записку в дом князя, Владислав, скорее всего, живет там.
– Почему бы не поручить разговор Бобино? Мне кажется, это лучше, чем письмо.
– Верно. Я об этом как-то не подумала. Вообще совсем потеряла голову.
Сестры молча работали, время от времени слышался кашель Марии или вздох Мишеля, забывшегося тяжелым сном в комнате, где он помещался вместе с Бобино.
Пробило половину второго, потом – два.
Берта начала тревожиться, так и не услышав на улице знакомых шагов.
Четверть третьего. Уже полчаса прошло с того времени, когда Бобино должен быть дома.
Девушка не знала что подумать, Жермена тоже беспокоилась, хотя старалась не подавать виду. Трудно было понять, почему Бобино так задержался. Ведь он хорошо знал, в каком положении находятся его близкие, и несомненно должен был торопиться домой. Что могло его задержать?
Ничего, кроме несчастного случая!..
Часы отбили четыре. Берта рыдала, не слушая уже утешительных слов Жермены, та и сама находилась в смятении.
Берта собиралась было в типографию, но Жермена отговорила, сказав, что там никого не застанет и только напрасно, рискуя собой, побежит ночью по городу.
Наконец рассвело, и улица постепенно оживилась. Было слышно, как сначала шли рабочие на свои производства, потом загремели повозки, захлопали двери магазинов, зазвякали бидонами торговцы молоком, застучал топором мясник в лавке напротив.
Измученные бессонной ночью, голодом и, главное, страхом за дорогого человека, девушки сидели в полном изнеможении.
Проснулась Мария и стала жалобным голосом звать Бобино, он всегда приходил ее поцеловать, возвращаясь.
Мишель, услышав девочку, оделся и вошел в комнату, где она лежала. Князь был сверх обычного в нервном возбуждении. Жермена предчувствовала очередную сцену и готовилась к ней. Березов смотрел злыми глазами и ворчал. Он удивлялся, почему Марии ничего не дают поесть, и не понимал, что в доме вообще нет провизии.
Мишель напустился на Жермену:
– Вы просто бессердечная! Почему вы оставляете ребенка без всего, что ему нужно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139