Однако Салонюк осторожничал.
Чужая душа – потемки, и по-своему он был совершенно прав, не доверяя немцам.
С другой стороны, клятые фрицы казались ему близкими людьми. Их даже было жалко уничтожать, потому что других родственных душ нигде не наблюдалось.
Жабодыщенко, смущаясь, робко – как на школьном экзамене – обратился к Салонюку:
– Товарищ Салонюк, я, конешно, выбачаюсь, бо в танках мало що розумию, та щось мне здаеться, шо ця танка какась-такась трохи дивна. На боку нема нияких цифер та нияких знакив, кроме тих бисових хрестив, що на усих их танках малюють. Я доси николы такого не бачив.
Перукарников неожиданно поддержал товарища:
– Да, этот танк совсем не похож на те, что мы у реки видели. К тому же те на другом берегу остались, а этот здесь непонятно откуда взялся. Мост-то мы взорвали. И тут он как въехал в избу!
Салонюк прищурился:
– То-то я и бачу, що вин зовсим одын крутыться. Молодець, Перукарников, колы захочеш, можеш добре соображаты.
Пока Салонюк рассматривал танк в бинокль, Жабодыщенко думал. И придумал совершенно сногсшибательную теорию.
– Може, – с завываниями произнес он, – це якась дьявольска танка, котра усих партизан заманюеть в пекло?
Тарас уронил бинокль и повернулся к бойцу. Ему уже было дурно от всех этих кошмарных историй, а подчиненные, похоже, не собирались останавливаться на достигнутом. Маразм крепчал.
– Ну ты завжды, Жабодыщенко, як що-небудь брякнешь, то потим хоч к нимцям у полон з давайся. Тебе салом не годуй, тильки дай кого-небудь напугать. Ну яка дьявольска танка може буты на фронти? На фронти може буты тильки два виды танки: ворожа – нимецька, або наша ридна! На що ты, Жабодыщенко, потрибен дьявольской танке? Ты що, выдатный партизаньский грешник? – И командир пробормотал потрясение: – Николы не думав вид себе таке почуты.
Тем ярким солнечным утром Морунген делал очередную запись в своем дневнике. Рядом с ним лежал атташе-кейс с бумагами.
Из лесу выглянули изумленные партизаны. Салонюк недоверчиво разглядывал диковинный танк и странного немца, шевеля усами, словно знаменитый тараканище. Не вынеся этой идиллической картинки, он забурчал себе под нос:
– Шо вин там робыть? Пише, чи шо? Тоже мени, розумиешь, нимецький казочник – Ганс Християн Андерсен! – Тут он обернулся к Жабодыщенко: – Ну що претендент на значок ГТО, давай хапай свою снайперську гвынтивку у Перукарникова та лизь на цей… – подозрительно уставился на незнакомое дерево, – мабуть шо дуб.
Сидорчук с Перукарниковым дружно подпихивали Жабодыщенко снизу, тот покраснел как рак, раздувал щеки и делал отчаянные попытки взобраться на дерево. Сапоги все время соскальзывали по голому стволу.
Тарас как завороженный смотрел на эту картину несколько секунд. Потом его нервы не выдержали:
– И чому тебе тильки, Перукарников, вчилы в твоему инстытути? Командир не пидкаже – сам не здогадаешься, шо з цего верхолаза з церковно-приходськои школы треба чоботы зняты, инакше вин до вечора, – потыкал пальцем наверх, – туды не забереться!
Пыхтение, сопение и бульканье наконец затихли. Жабодыщенко вместе с винтовкой исчез в густой листве.
Салонюк напутствовал Маметова, и стороннему наблюдателю вполне могло бы показаться, что он несколько ревнует своего бойца к «немецкому сказочнику».
– Ну от, Маметов. Иды до свого нимецького приятеля. Я з хлопцямы звидсы подывлюся, як вы будете на радощах цилуватыся. Иды, иды, бачишь, вин якраз, мабуть, твоий мамци в Ташкент гумористичное пысьмо пише про те, як одын узбецький партызан пострилом из миномета спас йому життя. Иды, не бийся: якщо вин тебе погано встретит, Жабодыщенко його зверху из гвынтивки кокнет.
Он прищурился, разглядывая крону дерева, где шелестел, шуршал, кряхтел и издавал нечленораздельные звуки карабкающийся Жабодыщенко. Разочарованно скривился и обратился к себе с глубоким сочувствием:
– Ну шо то за людына?! Таки знову, мабуть, гвынтивку ротом держит. Сопе, як ковальський мих. – Вздохнул. – Може, до кинця вийны ще успию поясныты йому, чому вси гвынтивки выпускають з ременями.
Запыхавшийся, взмокший Перукарников выдвинул ультиматум:
– Если, товарищ командир, Жабодыщенко и снимать оттуда придется с такими же потерями, то я сразу отказываюсь. Категорически. Он туда ради Маметова полез, пусть Маметов его после и сгружает.
Командир возразил:
– Ось ты, Перукарников, такий розумнык, а того не знаешь, що грушу з горы не треба толкаты, вона сама впаде.
Озабоченный Сидорчук высунулся из-за спины Перукарникова, пытаясь заинтересовать командира гораздо более интересным вопросом:
– Товарыш Салонюк, як там воно не выйде, а все ж добре бы нам пидстрахуватыся на всякий случай. – И Василь с сомнением поглядел сначала туда, где должен был сидеть Жабодыщенко, а потом и в сторону танка. – В житти таке бувае: сяде курка и без покладу. И ось що я вам скажу – добре зараз, як сусид близькый, а перелаз низькый. Може, покы нимець свою казку пише, я заповзу до нього с того боку та заминую танк знизу. Все краще буде, ниж тильки на Жабодыщенка надиятысь. А тоди, якщо вин не попаде у фриця з гвынтивки, мы звидсы його взрывчаткой высадымо у небо разом з його хатой-читальней. – Он задумался и уточнил: – Треба тильки нам до лису швыдко тикаты, шоб колеса вид танку на голову не позвалювалыся.
Салонюк проявил чудеса выдержки и долготерпения:
– Я бачу, бачу, Сидорчук, шо тоби свою взрывчатку и доси не терпыться до нимця прилагодиты. Ты лише забувся маленько, що разом з танком пиднимешь у небо и партизана Маметова. Це не по-товарыськи буде з нашого боку, даже якщо вин прямо у Ташкент до мамы полетыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104