Клаус оправдывал свою репутацию доброго духа машины. Он вел танк так, словно они находились в ровнехоньком чистом поле ясным днем.
– Единственное, что меня по-настоящему беспокоит, – доложил он Морунгену, – это чтобы сей прекрасный коридор однажды не сузился настолько, чтобы стать недоступным для нашего великана.
Дитрих встревожился:
– Я уточнял ширину этих лабиринтов, и они сказали, что проблем не будет, если мы, конечно, не заблудимся и не свернем куда-нибудь в боковой ход.
Генрих на мгновение прильнул к смотровой щели заднего обзора и ужаснулся:
– О том, что мы оставляем позади себя, даже подумать страшно. Прямо стена из пыли и дыма. Бедные рудокопы – они не смогут пользоваться этими коридорами еще как минимум неделю.
Ганс вздохнул:
– Да, с вентиляцией у них тут неважно – несколько отсталая технология шахтостроения.
– А чего вы хотите? – вмешался в разговор Треттау. – Они же не закупали у нас надлежащего оборудования. Откуда им знать о высоких технологиях?
Генрих с удовольствием пожевал орех:
– Бог его знает – может, податься после войны в коммерсанты? Открою магазинчик на Ляйземеербузенштрассе, буду возить в Германию экзотические товары из России, как испанцы – из Америки. И муттерхен наконец перестанет переживать из-за моего будущего.
Морунген сильнее высунулся из люка: и чуть не врезался головой в каменный свод:
– Размечтался! После этой войны наверняка будет другая, на новом континенте. Возможно, в Австралии или в той же Америке.
– Как говорят американцы, запишись в армию – и увидишь мир! – невесело пошутил Вальтер.
Генрих протянул Гансу новый крака-тус:
– Да уж, более дешевых предложений по части туризма не найти.
– Почему же, – возразил Келлер. – Еще более дешевый вид туризма был у гребцов на галерах, правда, страну выбирать не приходилось.
Морунген не глядя пошарил в танке требовательной рукой, нащупал чье-то плечо и потряс его, давая понять, что ему тоже хочется орехов, он устал слушать, как смачно поедают крака-тусы его подчиненные.
– Нам тоже выбирать не приходится, – заметил он. – Но мы – солдаты великой нации, и нас это почему-то должно только радовать. Мы, как рабы на галерах, плывем, куда скажут… – Тут он понял, что глаголет нечто странное, чего ни в коей мере не одобрил бы отдел пропаганды, и поспешно добавил: – Мы несем всем народам свободу от предрассудков и политической ереси, вот.
Хотя магазинчик на улочке Тихого Залива… Это там, где на углу кондитерская «У Стефана»?
– Она самая, – вздохнул Генрих. – С самыми лучшими в Европе яблочными пончиками и ванильным суфле.
– Наверное, я старею, – признался барон. – Но отчего-то я разделяю твою ностальгию по яблочным пончикам.
Генрих хотел было возразить, что эту ностальгию майор разделял всегда, даже тогда, когда непосредственно лакомился означенными пончиками, запивая их декалитрами кофе с молоком.
Вдруг послышался торжествующий вопль Клауса:
– Герр майор, впереди мелькнул яркий свет! Кажется, это выход на поверхность!
Дитрих высунулся из люка, насколько позволяла высота свода:
– Клаус, остановись, я посмотрю в бинокль!
Он покрутил настройку и отчетливо разглядел впереди выход из тоннеля.
– Действовать будем по следующей схеме: Клаус заглушает двигатель, Вальтер и Генрих с оружием идут со мной на разведку, Ганс следит отсюда за ходом событий исключительно через прицел пулемета, при этом Клаус сохраняет полную боевую готовность и в случае опасности сдает назад. Вопросы есть? Нет? Тогда за дело.
Они крались к выходу так старательно и тихо, будто играли в индейцев. На самом деле все были совершенно уверены в том, что их мытарствам наступил конец. Что сейчас они выскочат из подземного хода и в худшем случае натолкнутся на какую-нибудь войсковую часть русских, которую непременно победят. В лучшем же – встретят своих. А в самом прекрасном варианте – даже не будут арестованы и отправлены в Берлин в качестве военных преступников, чуть было не угробивших секретную машину.
Вальтер поежился:
– Что-то становится все холоднее и холоднее.
Генрих согласился:
– Мне тоже. Ну не от страха же это?
Дитрих остановил их решительным жестом:
– Не нравится мне это: свет очень яркий и оттуда действительно веет очень сильным холодом. Надо еще раз осмотреться.
Вальтер прошептал на ухо Генриху:
– Кажется, я и вправду замерзаю.
– Ну наконец-то мы попали туда, куда надо! Только бы этот выход не охранялся, – обрадованно произнес Морунген.
– Неужели видны Белохатки?! – восхитился Диц.
Майор отчаянно крутил колесико настройки бинокля:
– Белохаток, к сожалению, не видно, но русская зима, как сказал один их поэт, катит уже в глаза. Так что, полагаю, мы у цели.
Выбравшись на открытое пространство, танкисты с радостью обнаружили, что они здесь совершенно одни. Правда, некоторые детали пейзажа их немного смутили. Они не так давно покинули высоту и очень хорошо помнили, что высота представляла собой небольшой холмик, поросший лесом, перед которым текла река. В данный же момент знакомым оказался только белый и чистый снег.
А перед ними возвышались горные склоны.
Еще через несколько минут Генрих натолкнулся на знакомый до боли указатель. На полосатом столбике висела табличка с интригующим текстом:

Прямо – отель «Горные лыжники» – 5 км
Двигаться на шум электростанции.
Налево – швейцарская граница – 30 км
По причине полного обвала на фронте
(кто-то зачеркнул слово «обвала» и заменил его на слово «облома»)
дорога для немецкого транспорта, а также лиц
немецкой национальности закрыта до 09.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104