С другой стороны, он видел нечто гораздо более важное: король Оттобальт надел смущенной невесте на палец старинный цупитуйчик Хеннертов и наградил ее поцелуем прямо на глазах тети Гедвиги.
Мулкеба не знал слова «революция». А жаль. Лучше все равно не скажешь.
Дождавшись, когда повелитель оторвется от любимой женщины, чародей подошел поближе к молодым и протянул Гале коробочку со штурляндиком.
– Поздравляю, ваше счастливое величество. Поздравляю, королева Галя. Ваша бабушка просила вас непременно дернуть за штурляндик.
– А кто у нас бабушка? – заинтересовался король.
– Свахерея, уппертальская летающая ведьма, – пояснил Мулкеба.
– Ух ты! – восхитился Оттобальт.
– Самая добрая и заботливая на свете, – сказала Галя. – Не то что некоторые. Чего дернуть-то?
– Да вот, – и чародей потыкал пальцем в табличку.
Стекло снялось неожиданно легко, и разбивать его не пришлось. Молодая королева Упперталя взялась за штурляндик и дернула.
Вот тут и началось сущее светопреставление. Во всем замке погасли свечи, сами собой распахнулись все окна и в них ворвался зловещий холодный ветер. Захлопали тяжелые шторы, завизжали знатные дамы, чьи пышные юбки взметнулись вверх.
Во дворе рассыпался диковинный Галин экипаж. Аквалангисты растаяли в пространстве, а по полу запрыгали две переполошенные лягушки.
Залы, комнаты, подвалы озарились мигающим красным светом, и какая-то милая молодая особа заговорила загробным голосом, немного в нос:
– Внимание! До самоуничтожения станции осталось тридцать минут. Всему персоналу собраться у аварийного выхода! Повторяю! До самоуничтожения станции – тридцать минут! Всему персоналу собраться у аварийного выхода!
И Галя исчезла, не сходя с места.
– Где моя невеста? – вытаращил король испуганные глаза.
– Э-э-э… – весьма вразумительно отвечал маг.
– И слава Душаре! – вставила тетя.
– Помолчи, – отрезал Оттобальт. – А не то посажу к лесорубу Куксу, и будешь пятый угол искать до конца жизни.

– Командира! Командира!
Счастливый Маметов прыгал вокруг Салонюка, светился от счастья и только что не пел.
– Командира! Немца с моя говорить, в гости звать. Шибко добрый был: говорить – камрад Ташкент не брал. Прага брал, Гданьск брал, Париж брал, Белохатки брать надо, Ташкент брать не надо. Мама дома, Ташкент, чай пить, Малика Маметов с войны встречать.
Салонюк продолжал заниматься каким-то своим командирским делом, по ходу дела наставляя глупого бойца:
– Ну що ты стрыбаешь, як скажена кенгуру? Ты що думаешь – цей нимець тебе до хаты к маме у Ташкент повезе? Ци нимци – уси брехуны. Вони тоби все, що завгодно скажуть, тильки щоб скорише таку вузькоглазу кенгуру, як ты, до своий Германии видправить! – И себе под нос пробормотал: – Мабуть, у ихнего фюрера такого ще нема. Они так мого кума видправилы, – продолжил он в полный голос. – Теж був такий, як ты… довирливый. Нимець наговорыв с три коробы, а вин ухи и развисив. Зараз, мабуть, десь на той Нимеччини у ихнему зоопарку сидыть пид вывеской «наидурниший дурень»…
Тут его осенило, и он внимательно вгляделся в счастливое лицо Маметова:
– Стий. Яка мама? Який нимець? Що таке? Де ты знову нимця взяв?! До речи, откуда у тебе цей ахтомат… та шапку де ты знову свою знайшов?
На радостях Колбажан не стал акцентировать внимание на том факте, что командир его – существо недогадливое и еще к тому же глухое. Русским же почти языком говорят ему, что случилось.
– Товарищ немецко-фашистская захватчик камрад, – пояснил он с готовностью, – с моя говорить. Ахтамат отдавать. Шапка с красный звезда – отдавать. Моя в гости звать, твоя в гости звать, всех в гости звать, на танка кататься давать! Моя не стрелять, камрад не стрелять, дружба-мир заключать!
Перукарников почесал за ухом. Оно, конечно, маловероятно, но чем черт не шутит, когда Бог спит?
– Товарищ командир, а может, урюк прав – да нам с фрицем мир заключить? А немец нас на броне подкинет? Все лучше будет, чем пешком волочиться да комаров в лесу кормить. И ящичек с минами подвезет до места назначения.
Салонюк понял одно: тяготы войны сказались-таки на душевном здоровье его товарищей. Сперва Маметов, теперь вот Перукарников. Он внимательно поглядел на Ивана:
– Куды вин тебе подкине… на брони? Дурья твоя башка! Ты ему на брони потрибен тильки для того, щоб вона не пошкарябалась, колы по нему з нашего боку пушки вдарять. Вин за цю знахидку от фюрера ще одын хрест получить.
Однако долго сердиться Тарас не умел. Поэтому уже через минуту тише и спокойнее продолжил:
– Був у нашему колхози одын такий, як ты, Перукарников. Ему все одно було, на чому йихаты, абы тильки пишком не иты. Вин так и поихав до Германии на фашиському грузовику у супроводи взвода ахтоматчиков.
– Да хотя бы поглядим на него, – предложил Иван смущенно. – Попытка не пытка, а за спрос, как говорится, денег не берут.
Танк действительно стоял там, где указал Маметов. И немцы и впрямь были бы очень рады увидеть хоть одного живого партизана, потому что, протрезвев, Морунген понял, что партизаны – это братья по разуму. А братья по разуму обязаны держаться вместе.
Наткнувшись на Маметова во второй раз, Дитрих старался вести себя как можно дружелюбнее. И хотя этот боец разговаривал по-русски еще хуже, чем он, вскоре барон выяснил, что партизанский отряд и сам был бы счастлив узнать, куда подевались родимые Белохатки. И что ящик с минами таскать на себе очень тяжело, а товарищ Салонюк запрещает его выбросить, хотя миномет окончательно и бесповоротно погиб – и именно этот дикий грохот немцы и слышали.
Словом, отчаявшийся отыскать снег, Белохатки, вторую танковую бригаду и полиглота Хруммсу, экипаж «Белого дракона» был готов везти на броне целое партизанское соединение Сидора Ковпака – не то что пятерых милых людей, с которыми их объединяли общие интересы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104