– Но муюба! Атрука мусуп. Чикамута тумпита ута ута. А, ляпасома мамота чоп, скрук скрук чамписа Хитлер, угунда каюка.
Тут даже невозмутимый Хруммса пришел в некоторое замешательство и обратился к майору:
– Он говорит, что партизан не знает, а вот Гитлера они съели еще в прошлом году.
Морунген мысленно перекрестился, радуясь, что соотечественники где-то далеко и ни один гестаповец не слышит сии крамольные речи. Когда он снова заговорил, в его голосе звучала угроза. (Так надо потом и отметить в дневнике: угроза, возмущение и что-то еще, приличествующее моменту. Или вообще ничего не отмечать? Тема-то скользкая… Съеденный фюрер. За такое точно к стенке поставят.)
– Спроси его получше! Что он городит? Или ему не дорога собственная жизнь и он не видит, с кем имеет дело?
Хруммса встревоженно и быстро заговорил, обращаясь к дикарю:
– Якамота бурну бурну? Тумпита бум! Ука чугунда чамписа Гитлер?
Туземец поглядел на сиреневого карлика как на совершеннейшего глупца, но со знанием дела пустился в объяснения:
– Хитлер альнабо туп туп… чванугунда. Саматака шмунипа юк юк чамписа, ута мунапа каюка… смока о!..
Полиглот даже выдохнул облегченно и, улыбаясь, повернулся к взъерошенному и злому немцу:
– Это у них в прошлом году был один вождь, которого звали Хитлером. Видимо, без особых организаторских способностей и талантов, неприметный, серенький. Когда его военный план не удался, они всем племенем постановили его съесть. И съели. Это дитя природы утверждает, что тот Хитлер многим в племени и на вкус не нравился, но все равно съели, потому что очень кушать хотелось.
– Двадцатый век на дворе, прогресс, цивилизация, – схватился Морунген за сердце. – Географически это Европа. А здесь какие-то племена, каннибализм, вождей с такими именами едят не моргнув глазом! И плюют на карательные органы. Уму непостижимо… Ладно, это вообще не мое дело. Спроси этого людоеда, как его зовут и знает ли он, как проехать к хутору Белохатки.
Хруммса сделал серьезное и строгое лицо и затарахтел с пулеметной скоростью:
– Бурнуса тумпита, у та муну кукута? Куку та лягунда Белохатки – юк юк?
Туземец неопределенно махнул рукой в сторону кустов:
– Эль сумпупа, тумпита Усан Мунапа. Белохатки лукумба ляпасам, лягунда юк юк эмбасааба. А, муну тумпита варум варум лягуруп?
Переводчик рассмеялся:
– Он говорит, что зовут его Усан Мунапа, живет в этих краях давно, но о Белохатках ничего не слышал. Еще говорит, что в тех кустах сидит его брат, у него со вчерашнего вечера с животом плохо, сейчас он у него спросит про Белохатки.
Морунген окинул подозрительным взглядом фигуру каннибала, вздрогнул, подумав, отчего может болеть живот у такого существа, и торопливо заговорил:
– Да, скажи ему, что если он поможет нам найти хутор, то получит шнапс и шоколад и… хорошее лекарство от живота.
Поскольку дикарь уже скрывался в зарослях кустарника, Хруммса что было сил закричал ему вслед:
– Эмбасааба смока, тумпита лягунда Белохатки, кват куф чамписа шнапс, шоколад, уздамбока цикута.
Туземец вернулся на редкость быстро, волоча за собой неразгибающегося брата; свободной рукой он активно жестикулировал, еще издалека вопя переводчику:
– Уздамбока цикута?! О! Джагобумба! Белохатки туруп туруп, юк лягунда! Мичачага улукемба, мамата чоп!
Хруммса казался очень довольным:
– Герр майор, он говорит, что понял. За шнапс, шоколад и лекарство от живота они обязательно покажут дорогу до Белохаток, где бы они ни находились. О, эти дикари за джагобумбу и мать родную продадут.
Если дикари вначале и побаивались танка, то уже спустя полчаса ехали на броне, как заправские немецкие пехотинцы. Для полноты сходства не хватало только губных гармошек. Они без умолку лопотали на своем странном трескучем наречии и постоянно вовлекали в разговор невозмутимого Хруммсу, выглядевшего весьма респектабельно в кожаном комбинезоне и огромных мотоциклетных очках.
Складывалось впечатление, что дикари в упор не видят, насколько отличается от прочих людей странное фиолетовое существо, и что им буквально каждый день приходится общаться с танкистами, карликами и гордостью и цветом германской нации.
В свою очередь, майор, цвет и гордость германской нации, счел знакомство с русскими людоедами даже забавным и подумал, что рассказ о них будет пользоваться чрезвычайным успехом в светских салонах (как видим, майор фон Морунген оставался невероятным оптимистом).
Дитрих приосанился, наклонился к Усану и, перекрывая шум двигателя, заорал ему в ухо:
– Хорошо, допустим, ты не знаешь, кто такие партизаны. Но ты хоть можешь себе представить красного партизана?!
Хруммса наклонился к дикарю с другой стороны и заорал ему в другое ухо:
– Тумпита ута ута амба снуп снуп?
Туземец явно оживился, глаза у него заблестели, а затем он недвусмысленно облизнулся:
– Пузимута… таон партизана тум… вонта джагобумба смакота мунуп! Чикамута Белохатки, чикамута мусуп, тумпита укаюка чоп чоп смока!
Хруммса перегнулся через плечо дикаря и заорал уже Дитриху:
– Он говорит, что не знает точно, но подозревает: красная партизана – зверь гораздо вкуснее шнапса и шоколада, если великий белый охотник так часто о нем спрашивает. Белый охотник ищет Белохатки скорее всего потому, что поймать красную партизану можно только там.
Дитрих обвел дикаря долгим взглядом и проникновенно заговорил:
– В Германии многие восхищаются великой русской культурой. У вас были Чайковский, Толстой и Достоевский. Мы считали вас серьезными противниками, мы воюем третий год и увязли в вашей стране по уши, и вот оказывается – это война с какими-то дикими племенами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104