Это оказался Брура.
Король тут же сообразил, за какой такой надобностью знахарь так спешно семенит ногами. Наверняка, уже обнаружил пропажу пленников.
«Тебя-то я не пропущу», – решил Фредерик, выступил вперед, твердой рукой ухватил старика за грудки и дернул к себе, чтоб придушить. По его разумению, это был важный стратегический ход.
Но тут же застыл, пораженный тем, что увидел дальше.
За Брурой из темноты показался тот самый великан-азарец, которому Фредерик несколько минут назад сломал шею.
– Че-орт, – протянул молодой человек, не зная, что и думать – в призраков он не особо верил, но тут призрак был на лицо.
Это его замешательство оказалось серьезной ошибкой. Брура, опомнившись от нападения, выхватил из складок своего необъятного балахона маленький нож-иглу и вонзил молодому человеку в бедро.
Тот охнул от резкой боли, но старика не выпустил, а крепче стиснул его тощую шею. Брура тонко захрипел, но ударил врага еще раз, уже в левый бок, под ребро. Тут и оживший труп, с громким мычанием и по-бычьи наклонив голову, налетел на Короля, желая, похоже, спасти знахаря.
Фредерику показалось, что на него наехала телега, груженная булыжниками для мостовой. Удар от столкновения со «вроде бы покойником» был так силен, что вся троица с криками влетела в шатер князя и прокатилась кому-то под ноги.
– Че-орт, – хрипел теперь Фредерик, потому что великан-азарец уже сомкнул могучие пальцы на его горле.
Он оказался в самом нижнем ярусе кучи-малы. На нем барахтался и визжал, путаясь в собственной одежде, Брура, все еще обхваченный руками Короля, а на самом верху, весьма ощутимым грузом, ужасающе мычал громила, через знахаря пытаясь задушить Фредерика.
Все что можно было сделать, будучи заваленным двумя телами и не имея возможности двинуться, это – запрокинуть голову, чтоб хоть немного ослабить давление на горло. Молодой человек сделал так и увидел ноги. Женские. Полуголые. Точнее: снизу до колен – в кожаных башмаках и черных стальных поножах, повыше – стройные бедра, темно-бронзовые, блестящие. Они были чуть прикрыты вверху короткой кожаной юбчонкой. А еще положение Фредерика позволило ему увидеть черные трусики под этой самой юбкой. «Вот уж вовремя», – несмотря на сдавленное горло, подумал он.
– Привет, – выдавил из себя и ногам, и трусикам, не найдя ничего лучше в словарном запасе.
За это получил мощный удар носком башмака в висок и провалился в бессознание…
13
Климент ехал настолько быстро, насколько позволяла ночная темнота. То есть – почти шагом. Его конь то и дело останавливался, чтоб принюхаться, прислушаться, убедиться, что опасности нет, и затем двигался дальше. Юноша был доволен, что ему попалась такая толковая лошадь. Сам он, из-за болящей головы, слабо ориентировался и соображал.
Погони за ним не снарядили. И тут «спасибо» надо было говорить Фредерику. За то, что он отвязал и разогнал остальных лошадей, чтоб прикрыть бегство кузена.
Азарцы, проще говоря, в потемках приняли Климента за своего – за воина, который попытался обуздать одного из взбесившихся жеребцов, только не совсем удачно. Да и представить, что кто-то может сбежать из их огромного охраняемого лагеря, было сложно.
Главным ориентиром, которого держался Климент, являлись черные силуэты горного хребта на фоне чуть более светлого, благодаря звездам и полной луне, неба.
Ночью опять было намного холоднее, чем днем. Но Климента это уже не раздражало, хотя ранее он высказывался так: «Это просто свинство: днем – жара, ночью – почти мороз».
Теперь наоборот – прохлада бодрила его, не давала размякнуть, хотя голова настойчиво требовала закрытия глаз и погружения в царство снов.
Еще – очень хотелось пить. Да и поесть Климент бы не отказался. Однако и об этом, как и об отдыхе, он старался даже не думать, чтобы не делать дорогу еще тяжелее.
Так – цепляясь за гриву лошади и жмурясь, чтобы хоть что-то увидать в ночи, он и продвигался куда-то вверх.
Один раз, услыхав сильный шум со стороны лагеря азарцев, Климент чуть было не повернул обратно. Но, памятуя о приказе Фредерика слушаться беспрекословно, тронулся дальше, бесконечно укоряя себя за то, что произошло в последний день.
Во-первых, за горячность, проявленную в бою. Как Судья, он не смел так распускаться.
Во-вторых, за неподчинение приказам старшего в их маленьком отряде. Это вообще тянуло на преступление. И при одной такой мысли Климент обозвал себя несколько раз скотиной.
В-третьих, за то, что Фредерик остался во вражьем стане, разгребать заваренную с его, Климента, «легкой» руки кашу. Он же, цельный Судья, был отослан, как недавно – юнцы из Ветряного.
В недавнем прошлом, года три назад, случилось нечто похожее. И те неприятные события часто всплывали в памяти Климента, как упрек его привычке торопиться в делах и словах…
Тогда он только вступил в должность Судьи Северного округа, заменив лорда Конрада, предавшего Королевский дом. Клименту едва исполнилось семнадцать лет.
Нельзя сказать, что ему в новинку было вести расследования, наказывать преступников и рисковать при всем при этом жизнью. Отец, Восточный Судья Освальд, часто брал его и старшего Бертрама с собой в разъезды по округу, обучал тонкостям судейского дела, «натаскивал» сыновей, как опытный волк молодых волчат. Но даже лорд Освальд больше надежд возлагал на рассудительного и хладнокровного старшего сына, а о резвом и чересчур быстром в суждениях и действиях младшем говорил только «надо ему перебесится».
Именно из-за торопливости и проиграл Климент свое первое дело Судьи.
Это случилось зимой, в поселке Белокамье в северных скалах, куда он поехал для разбирательств по просьбе местных жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129