.. Сил нет... Сменяют меня, как перчатку, как из-
носившуюся вещь, мне одному, без остатка, дожевывать свою болезнь...
Сердце уже бормочет строчки и схоже сейчас с невнятно шамкающей ста-
рухой... Дожевывать, домордовывать свою жизнь...
Обои трещат... Бедные мои старики...
Я встал.
И позвонил родителям, что мы приехать не можем, потому что, оказыва-
ется, у Тамариной подруги день рождения и мы должны ехать к ней, и еще
плел что-то невразумительное, пока мать не повесила трубку.
Глава пятая


--===Северный ветер с юга===--


Глава пятая
Следующим утром, когда я открыл глаза, Тамары уже не было.
Она пришла вчера вечером довольно поздно, оказывается, она опять ез-
дила к своим, села на стул рядом с кроватью, на которой я лежал, закинув
руки за голову, закурила. Получилось, будто она сидит у постели больно-
го. Собственно говоря, так оно и было, только для большей убедительности
надо было бы сменить весь окружающий цвет на белый, ей бы набросить на
плечи халатик и отнять сигарету. Курить при больном... Я заметил, как
постепенно свыкаюсь с своей новой ролью и жду монолога Тамары.
Но было молчание. Очевидно, размышляла, как сказать мне о решении се-
мейного совета ее родителей.
Наконец, спросила:
- Это надолго?
- Сказали, месяцев на шесть, на восемь. А что?
- Ничего. Просто думаю, как мне жить.
- Живи, как жила.
- Не поняла.
- Что же тут непонятного? Ходи на работу, ничего не готовь, вечером -
к подругам, питайся у родителей... ну, будешь меня иногда навещать. Что,
собственно говоря, изменится в твоей жизни?.. И почему ты решила, что
что-то надо менять? Или ты поняла, что мало заботилась обо мне?
- Причем здесь родители и подруги, опять ты об этом? - с досады она
глубоко затянулась сигаретой. - Ты же мужчина, а не баба. Думает только
о себе, а мог бы понять, что нам нельзя сейчас быть вместе. Это просто
опасно. У меня в детстве легкие слабые были, мне об этом мать все уши
прожужжала, как узнала.
- Уйду я завтра-послезавтра и все твои проблемы разрешатся.
- Думаешь? - она испытующе, исподлобья, посмотрела на меня. Потом
вздохнула, загасила сигарету. - Ладно, давай спать, утро вечера мудре-
нее. Что у тебя завтра?
- Жду звонка из диспансера.
- Я так сегодня устала, ты себе не представляешь...
Ночь прошла, как длинный, постепенно сереющий вместе с рассветом,
кошмар. За всю ночь она ко мне ни разу не повернулась, так и спала, от-
городившись высоким плечом. Под утро я забылся каменным сном и проснулся
с тупой головной болью. Долго бессмысленно смотрел на трезвонящий теле-
фон, потом снял трубку.
Ян.
- Дрыхнешь? Или страдаешь запорами? Хотя непохоже, если судить по то-
му, как ты быстро сдаешь мне партию на бильярде. Как настроение?
- Могло бы быть лучше.
- Ты чего раскис? Не отчаивайся. У меня есть тетка, ей сейчас под во-
семьдесят, перенесла чахотку в молодости, думали концы отдаст... Или
взять Вольтера, классический пример сочетания ума и туберкулеза...
- Спасибо. Утешил, племянничек.
- Слушай, старик, если тебе действительно невмоготу, хочешь приеду?
Заодно деньги привезу, тебе тут выписали за бюллетень, Лика постара-
лась... Могу прихватить что-нибудь из закуски, а?
- Спасибо, Ян. И Лике спасибо скажи, я перезвоню тебе по позже. Ты в
редакции?
- Пока да.
- Жди звонка.
Я положил трубку, посмотрел на залитую солнцем комнату и встал.
Еще не вечер. В тяжелой ситуации надо прежде всего принять душ и, не
торопясь, тщательно побриться. Интересно, вспомнил я, вот Яна я никогда
не видел небритым, даже когда мы ночами работали в редакции. Или у него
всю дорогу тяжелая ситуация и поэтому он бреется каждый день, чтобы не
раскисать?
И действительно, после душа и завтрака стало как-то легче. Хотел пе-
резвонить Яну, но телефон упредил меня.
Мама.
- Сыночек, милый мой, какой ужас! Ты уже встал? Что ты ел? не разбу-
дила тебя? Ведь мы же с папой ни-че-го не знали, не догадывались даже.
Ну, почему ты ничего не сказал? Может, что-то надо сделать, чем-то по-
мочь? Как я виновата перед тобой, прости меня, сын мой! Какая же это бы-
ла ошибка, что мы разъехались! Как же я тебя упустила? Сколько лет рас-
тила, растила, все тебе отдавала, ну, худенький ты у меня всегда был, но
чтобы так заболеть?!
Я пытался время от времени вставить слово, но мама, не слушая меня,
говорила и говорила, пока слезы не сдавили ей горло и она не заплакала.
- Успокойся, мамуль. Мне все говорят "не отчаивайся", и я повторю те-
бе то же. Нет здесь твоей вины, это ты прости меня, дурака, надо было
плюнуть на долги, бросить студию, питаться получше и регулярно, побольше
спать. Сам виноват. Починят меня, через полгода буду, как новенький. Что
отец, как он? - Как узнал, сидит на валидоле, все меня тормошит, позвони
да позвони, а я все боялась разбудить тебя.
- А откуда вы узнали?
- То есть как откуда? Нам Тамара еще часов в девять позвонила.
- О, господи, я же ее просил, хотел вам позвонить сам, просто сегодня
мне точно скажут, когда меня кладут в больницу.
- Может, мне приехать, приготовить поесть чего-нибудь?
- Не надо, ма. Я позавтракал. Ты дома будешь?
- Да, да.
- Я перезвоню тебе.
- Ну, хорошо, жду. Беда-то какая...
Вот ведь как получается - заболел вроде я, а нуждаются в утешении
родные мне люди. Отец на валидоле, мать в панике, а когда начинаешь их
ободрять, то как будто о себе говоришь, как о ком-то другом. И это помо-
гает. Может, в этом и есть панацея от всех болезней - остынь, посмотри
на себя со стороны и тогда поймешь, в чем причина недуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55